Екатерина Мокиенко: «У артистов одна настоящая болезнь – сцена»

Ушла из жизни народная артистка России Екатерина Ивановна Мокиенко, старейшая актриса Красноярского края. На сцену она выходила до 89 лет. К тому времени в ее репертуаре были ведущие роли в пяти спектаклях. В подарок к своему 90-летию четыре года назад она мечтала получить новую роль. Но не случилось – на ее последний бенефис в театре им. Пушкина актрису вывозили на инвалидной коляске… Это интервью было записано незадолго до ее вынужденного ухода сцены. Тогда она отмечала 65-летие своей работы в театре и казалась бодрой, энергичной, полной сил и творческих планов. Запомним ее такой.

– Ты меня о возрасте лучше не спрашивай – мне всего 18, – с лукавой улыбкой говорит Екатерина Ивановна. – Во всяком случае, на сцене я только так себя ощущаю.

– Что, и хвори не берут?
– Когда есть интересная работа – поверь мне, милая, все болезни отступают. На сцене болезней не чувствуешь. Мне и со сломанными ребрами доводилось работать. А то иной раз сердце так прихватит, аж задыхаюсь: как, думаю, играть буду? Выхожу на сцену – ни перебоев, ни одышки!

– Ох, и ругаются, наверное, на вас доктора, Екатерина Ивановна!
– Доктора тоже, к счастью, бывают разные. Один профессор, который меня однажды оперировал, сказал: «Любите свою профессию? Играйте в любом состоянии!» Умный был человек, правильно актерскую душу понял. У нас, артистов, только одна настоящая болезнь – сцена.

– И давно вы ею заболели?
– Ты знаешь, я же родом из маленькой алтайской деревушки Миловановка, дворов на сорок – какой там театр? Но моя мама, простая женщина, играла в самодеятельности при местной школе. В одном из спектаклей по сюжету она убивала человека, а потом ей говорили, что это был ее сын. И она лишалась чувств и падала навзничь. Я ее спрашивала: мама, неужели тебе не больно? Не помню, отвечала. Я совсем еще несмышленая была, но так мне это в сердечко запало, что твердо решила с тех пор – буду артисткой!

– Небось, тоже в самодеятельности занимались?
– И в самодеятельности, и учиться музыке меня отец отдал. Ох, и любил он меня! Я была единственной у родителей, старший брат Ванечка умер совсем маленьким. Отец во мне души не чаял, баловал. Отправил в районный центр Змеиногорск учиться играть на балалайке и мандолине. Потом мне это в театре очень пригодилось. Помню, в Норильске в 60-м году играла Яшку Огонька в спектакле «Именем революции» – пела и подыгрывала себе на балалайке. Режиссеры часто использовали мой дар. Дважды играла цыганок. В одном спектакле даже пела дуэтом с Николаем Сличенко, он потом звал меня к себе в театр. У меня в молодости голос был очень хороший, даже приглашали профессионально учиться пению.

– Почему же выбрали драму?
– Да я и драму выбрала не сразу! Приехала после семилетки в Новосибирск. Гуляла по городу, и вдруг на глаза попалась вывеска: «Силикатный техникум». А что ты смеешься? В те годы техникум – это, знаешь, как солидно звучало, не то, что сейчас. А я любопытная была, зашла – дай, думаю, спрошу: чему здесь учат? Оказалось – как производить цемент, другие строительные материалы. И мне вдруг загорелось получить эту профессию, хоть ты тресни.

– А как же театр?
– Я была совсем девчонкой, желания менялись на ходу. Захотелось в техникум – и поступила, с отличием защитила диплом. По первой специальности я техник-технолог вяжущих веществ. Но от театра мне было никуда не деться. В техникуме занималась в самодеятельности. А когда училась на последнем курсе, позвали в гости артистов праздновать Новый год – тогда-то я и познакомилась с Сашей Мокиенко, актером из театра «Красный факел». Он в меня без памяти влюбился, сразу же давай замуж звать.

– Долго сопротивлялись?
– Не успела оглянуться, как в мае уже поженились! (Смеется.) Такой он был человек – умел своего добиваться. Да и любили мы друг друга очень сильно. Если бы не эта любовь, я бы, может, сейчас в Московском художественном театре играла – вот как жизнь могла сложиться!

– Как так?
– Раньше после учебы нужно было три года отработать. Но поскольку я защитилась с отличием, мне предложили учиться дальше. И отправили документы в Москву, в технологический институт. А у меня муж-артист, и стало уже не до строительных технологий – загорелось учиться в Школе-студии МХАТ.

– Неужто вас муж с легкостью отпустил?
– Его должны были в армию забрать, вот мы и договорились: пока он служит, я учусь. Приехала в столицу. И ведь не боялась ничего, даром что деревенская девчонка! А моя двоюродная сестра, знатная трактористка Варя Бахолдина, была депутатом Верховного Совета СССР первого созыва. Жила в шикарной гостинице, у нее была служебная машина. Расписываться толком не умела, а училась в Тимирязевской академии – такое было время, передовики труда были в почете. Помню, пошли мы с ней в Большой театр послушать оперу – единственный раз в жизни сидела в царской ложе. Варя смотрит, недоумевает: «Глянь-кось, Катя, они все поють и поють – когда ж разговаривать начнуть?» (Смеется.) Сейчас я о собственных регалиях лишний раз не упоминаю. А ее именем в те годы пользовалась без стеснения, все двери им открывала – и смех, и грех вспомнить… К известному артисту Москвину должна была идти во МХАТ на просмотр, он меня готов был взять вольнослушательницей – ну как же, сестра депутата!

– Но так и не пошли?
– Сашу моего надолго не хватило. (Улыбается.) За те несколько дней, что я была в Москве, завалил телеграммами: «Скучаю, жить без тебя не могу, возвращайся – будешь учиться в Новосибирске, тут хорошее театральное училище». Ну какой мне МХАТ? Помчалась обратно к Саше! И так всю недолгую нашу совместную жизнь, как ниточка за иголочкой – я тоже себя без него не представляла. Только отучилась первый курс, забрали его в армию. Но поскольку он был артист, поставили заведовать библиотекой. И опять он без меня затосковал: «Приезжай, потом доучишься, отслужу – вернемся, будем вместе в театре работать».

– Не жалко было бросать учебу?
– Жалко – я училась у знаменитого педагога и режиссера Веры Павловны Редлих, ученицы Станиславского. Но семья была дороже. Саша служил на Урале, в Кунгуре. Первое время мы жили прямо в библиотеке, спали на одном столе. Потом сняли квартиру. Я ведь и в армии себе применение быстро нашла, бойкая была. Создала военный ансамбль – у меня в нем было 100 бойцов! И еще один коллектив, с командирскими женами. В полку меня нежно звали Чилитой – очень уж я любила петь эту песенку из репертуара Клавдии Шульженко. Помните? «Кто в нашем крае Чилиту не знает?» Я и сейчас ее пою в спектакле «Деревья умирают стоя», хоть и голос уже не тот. А тогда заводилой была! Нас с Сашей даже на разные конкурсы приглашали, телеграфировали: «Пришлите двоих Мокиенко с аккомпаниатором».

И все так хорошо складывалось! Саше оставалось дослужить совсем немного, его пригласили заведовать огромным Домом культуры в Свердловске. Я раздумывала, не поступить ли мне в консерваторию. И вдруг в июне 41-го его стрелковый полк отправляют в неизвестном направлении.

– Война?
– Она, проклятая… Но тогда еще все только назревало. Меня с собой не взяли. Командир полка велел возвращаться к родителям: «Катя, если это не война, мы пришлем за тобой двух бойцов». 15 июня мы распрощались – я уже знала, что они едут на запад. И когда я подъезжала к Новосибирску, по радио объявили – фашисты напали на Советский Союз… Кое-как добралась до родных, вся измучилась – как там мой муж? А вскоре пришло письмо от его друга: «Катя, не жди Сашу, он скончался у меня на руках – пуля попала ему прямо в голову». Год проплакала, никак не могла успокоиться – все из рук валилось. Устроилась директором магазина в Змеиногорске, так чуть не посадили.

– На чем проштрафились?
– Эвакуированным ленинградцам двойную норму отмеряла. Полагалось по 10 кг муки или зерна в месяц на человека – как же на них прокормиться, тем более что люди отощали в блокаде? Спасибо нашему счетоводу Петру Ивановичу, спас от тюрьмы – сказал проверяющим, что документы куда-то пропали. И все равно была недостача на 800 рублей. Родители продали теленка – хватит, Катя, тебе торговать. Да и у самой душа к торговле не лежала – я рвалась в театр. Написала письмо в «Красный факел». Вера Павловна меня запомнила еще с училища, прислала вызов. Так вот с октября 42-го и служу на профессиональной сцене.

– Как артистам работалось во время войны?
– Как и всем в те годы – голодно, холодно. Жили в гримерках – диванчик, маленький столик и плитка. Благо, у нас была рабочая карточка, на нее давали по 400 грамм хлеба. Часть пайки съедала, а остальное меняла на рынке на молоко, творожок – так и выживала. И концерты, концерты – по госпиталям, из палаты в палату, без конца. Иногда в день было по 10-12 выступлений! А какие записки писали мне раненые! «Пойте, девушка, пойте, милая, ваши песни помогают нам выжить». До сих пор жалею, что их не сохранила… Что и говорить, в войну пришлось очень трудно. Но зато какое это было счастье – служить людям. Я и сейчас выхожу на сцену с таким ощущением. И чувствую, как наполняюсь взамен ответной любовью зрителей.

– Екатерина Ивановна, а как же вас из Новосибирска забросило в Красноярск?
– Это долгая эпопея. (Улыбается.) В «Красном факеле» я проработала 18 лет – играла ведущие роли, уже должны были дать звание заслуженной артистки. И тут Вера Павловна уезжает работать в другой театр. А у нас берут в постановку пьесу «Барабанщица», а роль разведчицы Нилы Снежко дают другой актрисе! Как я расстроилась, ты просто не представляешь! И вдруг – приглашение из Норильска: там тоже захотели поставить этот спектакль, и нет актрисы на роль Нилы. Ни секунды не раздумывая, собралась и поехала.

– Вот так, за ролью?
– А что еще нужно актеру? Роль была завидная: русская разведчица в тылу у немцев, смелая, отважная – и очень женственная. Когда она срывает с себя платье и в одном нижнем белье танцует на столе, – только одна эта сцена чего стоит. Ты знаешь, норильская труппа-то меня поначалу приняла неприветливо. Там было много своих молодых девчонок, мечтавших сыграть Нилу. И вдруг главный режиссер Ефим Львович Гельфанд приглашает на эту роль актрису из другого театра. Я сразу же почувствовала ревность к себе. Да и сам Норильск мне не понравился. Приехала осенью, грязь, дождь со снегом – такая мокреть! В первый же день у меня ветром вырвало зонтик из рук, до сих пор где-то по тундре летает. (Смеется.) Ладно, думаю, сыграю Нилу и уеду назад. В «Красном факеле» меня ждали.

– И все-таки не уехали?
– Когда я на репетиции сыграла тот эпизод с танцами на столе – почувствовала, что отношение труппы потеплело. Все уважительно заговорили: приехала настоящая героиня. А зрители как принимали! Несколько лет назад была с театром им. Пушкина на гастролях в Норильске – старики до сих пор помнят мою Нилу. Так я и проработала там два года, пока Ефима Львовича не пригласили работать в Смоленск. А новый главный режиссер стал меня из театра выживать – ни одной новой роли не дал. Но разве же я усижу без работы? Написала Гельфанду: не возьмете ли меня к себе в театр? И как только пришло приглашение из Смоленска, уволилась без сожалений. В норильском горкоме, правда, поначалу не хотели меня отпускать. Режиссер тот даже потом извинялся – сильно его пропесочили!

– Тем не менее, решение вы не изменили?
– Нужно работать с тем режиссером, который на самом деле видит в тебе актрису, а не с тем, которого принуждают. А Гельфанд сразу загрузил меня работой. В первом же спектакле сыграла у него испанку – очень колоритная была роль. И тоже пела и танцевала на столе – правда, в этот раз уже не голой. (Смеется.)

А потом в его жизни случилась большая трагедия – умерла жена… Мы с ней очень дружили. Ефим Львович, бедный, так переживал, даже начал пить с горя. И все просил, чтобы я ему это запрещала. Поначалу у нас были просто дружеские отношения. Но… Как в народе говорится: русская баба пожалела – значит, полюбила. Вскоре мы с ним расписались и вместе уехали в Красноярск, в театр им. Пушкина. И вновь мне пришлось держать экзамен перед труппой.

– Как, и здесь не приняли?
– А что ты хочешь – мужа пригласили сюда главным режиссером. За моей спиной был шепоток: ну-ну, посмотрим, что за птица к нам пожаловала. Ах, так, думаю? Ну ладно, я вам покажу! И в первом же спектакле «Человек со звезды» сыграла одновременно семь ролей: сестру главного героя и всех его жен, от гонщицы до проститутки. Едва успевала убежать переодеться за кулисы, как вновь нужно было выходить на сцену, в новом обличье. А публика всякий раз гадала – та же самая артистка или другая? В общем, зрители меня приняли на ура. И в театре сразу зауважали: приехала актриса, а не жена главного режиссера.

– Так с тех пор и прикипели к Красноярску?
– Спустя какое-то время вновь уехала с мужем на четыре года в Норильск, его позвали поднимать театр. Из работ тех лет мне особенно запомнилась роль комиссара в «Оптимистической трагедии». Ой, как я сопротивлялась, до слез не хотела ее играть – ну какой из меня комиссар? Маленькая, худенькая. А комиссара обычно играли актрисы крупные, этакие бой-бабы. Но Ефим Львович настоял: ты должна покорить публику женственностью, обаянием. Так я показала хрупкую женщину с сильной волей. Сейчас вот играю еще одну хрупкую, но очень волевую героиню – бабушку в спектакле «Деревья умирают стоя». Главное в моей бабушке – внутренняя чистота. И когда она узнает, что ее внук – подлец, прогоняет его без всяких сомнений. Решиться на такое может только очень цельная натура. Нелегкая судьба, непростой характер… Тем она меня и привлекла. Мне ведь тоже очень многое пришлось пережить. 4 июля будет 17 лет, как Ефим Львович ушел из жизни – с тех пор я так и живу одна… Здесь же, в Красноярске, похоронена мама – она переехала к нам после того, как погиб отец. Сердце у него было больное, сильно мучился от диких болей, никакие лекарства не спасали. Однажды не выдержал муки – и повесился… Много было в жизни горького и трагичного. Но я не цепляюсь за прошлое, ни о чем не сожалею. Друзья не забывают, дети и внуки мужа тоже позванивают – они для меня по-настоящему родные. А главное – я по-прежнему работаю, не сижу без дела. Так что жаловаться не на что – я счастливый человек.

– Неужели и мечтать больше не о чем, Екатерина Ивановна?
– Опять, что ли, на возраст мой намекаешь? (Улыбается.) Говорю же – мне всего 18! В юности особенно хочется творить, работать, горы сворачивать. А я жду следующей роли – о чем еще мечтать? Сыграла больше ста ролей, а мне все равно мало! Без театра жизни своей не представляю.