А тем временем январь продолжает радовать людей танцующих и интересующихся танцем. В предпоследние выходные месяца из Санкт-Петербурга с мастер-классами приехал Александр Любашин, один из создателей физического театра ёd. С ним мы поговорили о современном танце и современном балете, о сибирских танцорах-спартанцах и о важности преподавания.
— Я сразу скажу, что все, что я буду отвечать, может работать против меня. (Смеется.) Это такой комментарий мой… Все очень быстро меняется. Иногда смотришь свои интервью и понимаешь, что все у тебя поменялось через год. Надо воспринимать то, что сейчас, потом все устареет.
— Сколько лет ты танцуешь?
— Хм… (Улыбается.) Ну, мама говорит, что я еще в животе танцевал. Но так, чтобы выйти на большую сцену, первый раз это было в четырнадцать лет. Это были бальные танцы, потом были народные танцы, шоу-бизнес, местный Череповецкий, всякие разные клубы. Потом современный танец уже в «Каннон Дансе» в Питере, потом консерватория, во время консерватории создание нескольких проектов и потом уже Академия русского балета, и сейчас создание проектов с моим братом.
— То есть ты получил классическое балетное образование?
— Академическое. То есть я не артист балета, я получил образование как артист ансамбля народного танца.
— А современный танец?
— Мне всегда нравился современный танец. Я изначально хотел им заниматься. Но в Череповце была проблема заниматься современным танцем, там его не так много. Было всего две студии, с которыми я дружил. Для меня всегда был вопрос «а что такое современный»? Почему, скажем, танец называют «современным», если он был тридцать лет назад? Я стал этим интересоваться. В то время только-только появился интернет, мне друг скачал — даже не на флэшку, а на дискету – полностью сайт (чтобы смотреть, так сказать, офф-лайн) «Повстанцев» Альберта Альберта и Саши Конниковой. И это было первое мое знакомство с современным танцем. Потом уже приезжала Наталья Каспарова ( «Каннон Данс» — прим. автора), делала постановку на Русский национальный театр, я в то время проходил там практику, и она взяла меня. И вот проходя практику, я уже танцевал ее хореографию. Потом приехал танцевать в ее компании.
— Можно сказать, что у тебя огромный опыт: стажировка в Америке, участие в международных проектах, европейские и российские фестивали… Из такого колоссального количества информации, что для тебя сейчас интереснее всего?
— Меня сейчас интересует следующая проблема: что есть такое современная композиция. И чем она все-таки отличается от композиции в понимании статичном. То есть я понимаю, что такое современный танец, к чему я хочу идти, как я хочу его развивать. Опять же приблизительно я понимаю это на данный момент. Интересно каким образом строится современная композиция. Какие в ней есть уже наработки, и какие вопросы стоят, которые каждый решает…
Сейчас очень много информации в интернете, к тому же у нас достаточно открытая страна для приезда и отъезда. Есть летняя школ ЦЕХ, которая помогает привозить очень интересных педагогов и открывать новый взгляд на движение и на танец. Например, последнее, что я для себя открыл — Джоа Файдеро (João Fiadeiro), который показывал метод «композиции реального времени» (real time composition). Это напрямую связано с телом, серьезная работа со вниманием и с пониманием. Мне интересно сейчас это дальше развивать, потому что всегда интересно то, что не понимаешь.
— Расскажи немного о проекте с братом ( «Lyubashin brothers group»)
— Это вообще очень забавно. Мой родной брат Сергей, он меня младше на семь лет. И как-то раньше у нас не было с ним точек соприкосновения в творчестве. Как старший брат я давал ему разную музыку слушать, за компьютер его посадил, показал ему разные программы. Но мы никогда вместе не работали.
В один прекрасный момент он переехал в Питер, стал жить у меня, я тогда снимал комнату в коммунальной квартире. И как-то пришла наша знакомая режиссер Ксения Митрофанова, увидела, что он рисует, и сказала «А давай, ты будешь рисовать у меня на спектакле на проекции?». И Сереге это стало вдруг интересно. Он стал работать, и я подумал, может, стоит из этого создать проект. Меня всегда привлекала работа с мультимедиа, и мы решили что-то сделать вместе. Это был первый очень забавный опыт, когда мы с помощью двух компьютеров, соединяли их, рисовали на планшете, и это была какая-то очень сложная технология.
После я поговорил с Александром Пепеляевым, который занимается этим очень давно. Спросил его, как он это делает. Он рассказал мне, я рассказал брату. Через какое-то время мы пригласили Сашу Пепеляева в Петербург на мастер-классы, там он рассказал о технологиях более подробно. Практически ровно год назад мы сделали мое соло. Но оно постоянно меняется, наверное, поменялось уже раз пять. Были одни люди, потом другие, полностью менялись костюмы, добавлялся свет… Происходит процесс постоянных изменений. Нельзя сказать в этой работе, что «все закончено».
В этом соло мне снова интересен момент композиционный. Каким образом можно работать с инструментами мультимедиа. Сейчас… да, это здорово! многие не смотрят телевизор, даже многие из моих знакомых. Но зато они смотрят интернет и смотрят телефон. И там, и там — экраны и потоки информации. Полностью отказаться от информации и уехать в лес — нереально. Это значит стать социопатом. А в нашем мире это практически невозможно.
Как с этим взаимодействовать на новом уровне? Чтобы это не было театральным моментом, а моментом, встроенным в структуру. Хочется так работать. Да, пока не получается, и я это прекрасно понимаю, но все-таки продолжаю идеализировать ситуацию. Может через какое-то время я докажу себе, что это невозможно. И это останется на уровне театральных историй, кто знает.
— Как ты считаешь, для танцора важно преподавать?
— На определенном этапе развития, мне кажется, для любого профессионала в любой сфере важно пробовать преподавать. Мы недавно общались с прекрасным человеком Максимом Зарецким, он педагог по тай-чи, очень долго этим занимается. Он рассказал как сильно поменялась ситуация с его работой, с его практикой, когда он стал преподавать.
Могу сказать по себе — для меня тоже очень много поменялось. Стало структурироваться, ко многому стал подходить глубже, более плотно. Но на какое-то время я все равно хочу отказаться от преподавания, чтобы заняться больше постановками или каким-то изучением. На определенном этапе преподавание для меня было единственной возможностью выжить. Другой, к сожалению, у нас в России пока нет. Я не могу сказать, что я откажусь совсем. Это такой, чисто меркантильный вопрос.
Но если говорить о нематериальном, то преподавание несет в себе очень большой диалог с самим собой, диалог с той информацией, которая у тебя есть. Когда ты отдаешь ее — уже видишь многие нюансы. В определенные моменты, опять же, когда у тебя наступает перебор с этим, возникает вопрос: «А что есть правда?». То есть ты преподаешь, все круто. Да, но есть «но». Так как, например, у меня вся информация находится на собирательном этапе, то есть не несет в себе традиции какого-то определенного знания. Она собрано из разных штук в одну. Иногда закрадываются сомнения — а это ли правда?
— Как тебе Сибирь танцующая?
— Я регулярно бываю в Новосибирске. На школе, на классах «Танц-Отеля», которые устраивает Лена Панасенко. Тут очень много интересных людей, много интересного. И, скажем, то, что мне вот здесь очень сильно нравится — здесь, с одной стороны, очень жесткие условия для всего и особенно для тела. Холода здесь большую часть времени и как заниматься телом я реально не понимаю. Нужно быть настолько упертым и настолько спартанцем, что для меня это загадка. (Улыбается.) А с другой стороны — очень много интересных людей, которые по-другому думают, отделены от Европы и есть некое свое видение и понимание. Мне так кажется. Хотя, так или иначе, к сожалению, все равно в современном танце мы идем в сторону Европы. И это с одной стороны правильно, потому что там основная информация. А здесь клево. (Улыбается.)
И здесь есть Снежана Здор, которая делает взаимодействие балета и современного танца. В Питере, например, есть современный балет, а есть современный танец. И современный балет с балетом дружат. А уже у современного танца с балетом есть подозрения относительно друг друга.
— А как же Начо Дуато? (с 2011 года художественный руководитель балета в Михайловском театре оперы и балета Санкт-Петербурга — прим. автора)
— Это современный балет. И с современным балетом все хорошо. А если ставить современный танец, особенно когда ты начинаешь использовать другие подходы, не академические, тут начинается очень много вопросов. Многие репетиторы не знают как репетировать, они не знают подходов и начинается истерика. Танцовщики не знают, что от них хотят. А здесь спектакль делается на труппу балета. И это очень круто. Я понимаю и подозреваю, что там может быть много подводных камней. Но, так или иначе, продукт есть. И грань между современным танцем и современным балетом очень тонкая – и как ее найти…
Фото из архива Красноярского театра современного танца
Клёво.