Кирилл Серебренников: «Мне интереснее предвосхищать, чем идти вслед»

В начале февраля в Москве открылось новое театральное пространство – «Гоголь-центр». Площадка некогда существовавшего на этом месте Драматического театра им. Н. В. Гоголя объединила под своей крышей актеров его прежней труппы, а также трех резидентов – «Седьмую студию» Серебренникова, студию SounDrama Владимира Панкова и компанию «Диалог Данс» из Костромы. Художественный руководитель Центра Кирилл Серебренников не находит в таком симбиозе никаких противоречий. И очень надеется, что выбранный им путь поможет обрести новому театру свою индивидуальность.

— Каким вам видится сосуществование вместе разных творческих коллективов? Это будет продолжение экспериментальных поисков «Платформы»?
— Все-таки, они не слишком разные – мне кажется, наши команды очень близки друг другу, и художественно, и поколенчески. Есть внутренняя договоренность, что каждый из резидентов будет выпускать в «Гоголь-центре» свои спектакли. При этом они могут творчески взаимодействовать и друг с другом, и с другими артистами, делать какие-то совместные проекты. Начинать все заново – конечно, затея рискованная, гарантированнее и спокойнее работать со звездами больших театров, чем пускаться в такие вот плавания, когда неизвестно, куда приплывешь. Но зато это любопытно, по-настоящему заводит. Для меня в артисте главное – вера и открытость. Если человек в любом возрасте сохраняет детское восприятие – искреннее, наивное, открытое к любым идеям, и если при этом он владеет телом, голосом, может импровизировать, создавать миры внутри себя, — такой человек мне интересен. Когда набирал свой курс, ориентировался на музыкальность – в «Седьмой студии» у нас все поют и играют. Для меня это было очень важно, потому что музыка – это абсолют.

Что касается сравнения с «Платформой», от нее будет существенное отличие в самой репертуарной политике – она здесь многоплановая, рассчитана на широкий круг публики.

— Вы знаете зрителей собственных спектаклей?
— Думаю, что да. У меня же сейчас «молодежный период», и зритель соответствующий. Но, надеюсь, наш Центр привлечет не только молодых. В планах музыкальные спектакли – Митя Хоронько будет делать проект «Утесов», мы собираемся также выпустить мюзикл «Пробуждение весны» — там 20 вокальных номеров, живой оркестр. На большой сцене выйдут три постановки по мировой кинодраматургии – по Фассбиндеру, фон Триеру и Висконти, которые, думаю, будут интересны зрителям любых возрастов. Во всем мире давно делают спектакли по киносценариям, только в России, как ни странно, их в театрах почему-то чураются. Что ж, пусть мы будем пионерами. В мае на малой сцене пройдет режиссерская лаборатория по советским киносценариям.

— Помнится, еще год назад вы скептически оценивали актуальность возвращения в театр таких пьес, как «Гнездо глухаря» Розова…
— …а сейчас спектакль по ней с успехом идет в МХТ, вы это хотите сказать? Да, время движется вперед, и представления режиссеров о современности того или иного произведения тоже могут меняться. Думаю, что не только Розов, но и пьесы Арбузова будут активно возвращаться на сцену, и других советских драматургов. Я лично сейчас не готов назвать вам автора той эпохи, которого сам захотел бы поставить в ближайшее время. Но в «Гоголь-центре» вскоре выйдет «Елка у Ивановых» Введенского, Володя Панков будет ставить в следующем сезоне «Мандат» Эрдмана, Володя Епифанцев выпустит спектакль по поэзии Маяковского. Это такой высочайший уровень искусства, затертый пропагандой, хочется дать голос великому поэту. Чтобы его речь звучала – в том числе, это меняет и наше представление о самом языке. С ним сегодня просто беда – вы, наверное, и сами замечали, что нам не хватает слов, чтобы выразить наши чувства. Когда читаешь русскую литературу XIX века, понимаешь, что тогда был другой язык – такой богатый, такой мощный по выражению эмоциональных полярностей, что нам, нынешним, и не снилось. Мы отбросили большой пласт нашего богатства и пользуемся очень убогим языком, нужно его расширять.

— Кирилл, а отклик на какие-то события «на злобу дня» в вашем Центре возможен? Например, спектакль о Pussy Riot?
— Честно скажу – мне это неинтересно. Предпочитаю предвосхищать, а не идти вслед. Так было и с «Терроризмом», и со всякими баталиями вокруг «Голой пионерки» и «Золотого петушка».

— «Отморозков» вы привезли в декабре 2011 года в Новосибирск на Рождественский фестиваль искусств, что совпало с началом протестных событий в стране. И, помню, когда еще до начала спектакля я увидела перед сценой актеров в форме омоновцев, стало как-то не по себе, словно действительность шагнула в театр…
— Хотя книга была написана давно, а выход спектакля опередил эти события примерно на год. Но люди творческого труда – как кошки, которые чувствуют землетрясение заранее. Мы ощущаем вибрации, волны, которые идут с разных сторон, и не можем на них не реагировать. И единственное, чего бы мне хотелось от публики «Гоголь-центра» — чтобы к нам шли люди с открытым сознанием. А тем, кто бесконечно ищет во всем что-то для себя оскорбительное, лучше сюда не ходить. Искусство – явление шершавое, далеко не всем может прийтись по нутру. Еще и медиа во всех этих историях с «оскорблениями чьих-то чувств» ведут себя, к сожалению, не лучшим образом. Ну сколько можно рассказывать друг другу про оттенки дерьма! А эти бесконечные истерические перепосты в социальных сетях? Придавая повышенное значение каким-то бредовым историям, мы множим скорбь и безумие, сами оказываемся заложниками тотальной неврастении. Надо прекратить пиарить идиотизм.

— Конфронтация со стороны труппы бывшего театра им. Гоголя прекратилась?
— Это как раз то, что не заслуживает повышенного внимания. Почти вся труппа работает, смуту сеют всего шесть человек, какая конфронтация? Если я буду реагировать на их выпады, то не смогу работать. А мне надо заниматься своим делом, а не чьими-то недовольствами. С 1973 года в здании не было ремонта, все находилось в чудовищном состоянии – какие-то странные люстры с негорящими лампами, рассохшийся пол, мраморная лестница была разбита, клуб «Икра» выглядел так, будто туда упала бомба. Нам пришлось в очень короткий срок все это элементарно привести в порядок, повесить новую аппаратуру, сделать репетиционный зал – в театре его вообще не было, репетировали сразу на сцене. Так что мне не до склок и интриг. А теми, кто переходит границы в своей злобе, пусть занимаются правоохранительные органы.

— Какие компромиссы для вас допустимы во взаимоотношениях с людьми?
— Для меня важно, ради чего компромисс. Могу ли я, например, пойти к чиновнику за деньгами? Могу. И считаю это необходимым – когда нужно для театра, для дела, для людей. Для себя просить не пойду, я уж как-нибудь найду способ заработать. Но если надо для других, по-иному порой просто не получается. И мне все равно, какой у этого чиновника бэкграунд. Более того, мне кажется, что люди, которые занимаются искусством, должны быть максимально демократичными. Для меня это, кстати, очень интересное открытие. Работая с немцами, я научился у них толерантности к идиотам.

— Сильное признание!
— Это очень непросто. Потому что в действительности хочется, чтобы дураков просто не было в природе. Но ведь это своего рода фашизм, форма человеконенавистничества. Какая разница – отрицать право на существование людей другой расы или глупцов? И в том, и в другом случае – неприятие тех, кто чем-то отличается от тебя. Меня поразило, как терпеливо и уважительно немцы общаются с тупицами и бездарями. Я в своей вселенной теперь тоже допускаю наличие людей неодаренных, считаю, что у них есть человеческое достоинство. Это не значит, что я должен с ними работать. Просто стал спокойнее к ним относиться. Уважать права другого человека естественно для развитого общества. Чего у нас в стране нет, совсем наоборот – повсеместная ненависть ко всем, кто не такой, как ты. К инакомыслящим, инвалидам, старикам. Разве это нормально, что в России практически невозможно найти работу людям старше 50 лет? Знаете, я был в восторге от одной голландской авиакомпании: в ней все стюардессы – женщины за 40. Психологически это просто потрясающая вещь. Все они красотки в возрасте, прекрасно выглядят, а в их заботе о пассажирах есть что-то материнское. Хорошо, если бы в нашем обществе задумались о таких вопросах, а не придумывали себе мифические поводы для оскорблений.

— Вас самого что-нибудь в искусстве хоть раз оскорбляло?
— Абсолютно ничего. Для меня искусство – территория, где возможно все. Это культура состоит из ограничений и фильтров, заставляет нас следовать определенным нормам и правилам. А искусство – вечный карнавал, зона дозволенного, здесь людям разрешается творить любые безумства. Вспомните Бахтина: что такое карнавал в Средневековье? Возможность раз в год выплеснуть все самое тайное, сбросить с себя гнет короля и страх перед инквизицией, вдоволь поиздеваться и над попами, и над монархом, — вообще над всем, что в обычной жизни запрещено. И благодаря этому снять напряжение. То же самое в искусстве. Когда человек не понимает разницы между культурой и искусством, возникает путаница, это уже просто мракобесие. Если невежество станет тотальным, тогда надо запретить искусство, закрыть театры, музеи. Кого-то ведь может оскорбить «Макбет», потому что там бесконечное насилие. Вообще, какую пьесу Шекспира не возьми, там есть инцест, педофилия, гомосексуализм, убийства, кровь хлещет через край. Но искусство – не пропаганда! Это просто попытка людей через игру разрешить свои внутренние проблемы и противоречия. Абсолютно все мы обуреваемы страстями, комплексами, травмированы родовыми или детскими страхами. Боли сидят глубоко. Если с ними не работать, не заниматься терапией через искусство, общество просто сойдет с ума.

— Вам не кажется, что жанр комедии сегодня в кризисе? Либо совсем «ниже пояса», антрепризного пошиба, либо излишне серьезно, не смешно. Такое ощущение, что люди разучились радоваться жизни.
— Да, пожалуй. Наверное, это часть психоза, в который мы сами себя ввергаем, до бесконечности множа всякий негатив. Этак в жизни действительно не останется места для счастья. Театр, конечно, должен искать и ставить хорошие комедии. Я, кстати, очень люблю этот жанр, периодически с удовольствием к нему обращаюсь. Вообще, нам стоит почаще вспоминать слова Григория Горина, что все глупости на земле делаются именно с серьезным выражением лица. Так что, улыбайтесь, господа, улыбайтесь!

Фото из личного архива Кирилла Серебренникова и с КрЯКК

P.S. На VI Красноярской ярмарке книжной культуры по приглашению Фонда Михаила Прохорова «Седьмая студия» Кирилла Серебренникова представила демо-концерт современной поэзии и музыки «Make love, not war». Весной Красноярский ТЮЗ ждет в гости на фестиваль современного танца «Айседора» еще одного резидента «Гоголь-центра» — компанию «Диалог Данс».