Алексей Крикливый: «Я словно часть паззла»

6-7 апреля в Красноярском ТЮЗе состоится премьера спектакля «Заводной апельсин» по мотивам одноименного романа Э. Берджесса. Спектакль заявлен как вторая часть трилогии «Наглядная переделка человека» (премьера первой части, «Фаренгейт-шоу» Р. Брэдбери, состоялась 22 сентября 2011 года). Но, как признался в интервью газете ТЮЗа «Третий звонок» постановщик «Заводного апельсина», главный режиссер Новосибирского театра «Глобус» Алексей Крикливый, в контексте какой-то сквозной истории он спектакль не представляет. Пока, во всяком случае.

— Прежде я в таких проектах не участвовал. Да, у себя в «Глобусе» я ставил спектакли, объединенные общими темами, неким единым посылом. Но это были мои идеи, мои личные обращения к зрителям, мои наблюдения за артистами, я сам себе создавал контекст. А здесь — делать вторую часть трилогии, которая вообще непонятно куда в итоге вырулит… Такое ощущение, что я сам участвую в неком эксперименте по переделке человека, я словно часть какого-то паззла. Это не так уж и весело. Притом что когда я приступил к работе, не видел первую часть этой самой трилогии. И я меньше всего думал, что «Заводной апельсин» — история о переделке человека.

— А о чем?

— О человеческом выборе, прежде всего, но эта тема на поверхности. А там ведь есть еще и библейские мотивы, и буддийские — что есть преступление, есть наказание и искупление, есть некий путь одиночества… В этом романе заявлен архетип, который узнаваем. Но в чем сарказм Берджесса — что он решил сделать не позитивного героя, а отрицательного. Сам текст «Заводного апельсина» — и понтовитый, и саркастичный, в чем-то глумливый. Где-то, прикрываясь личиной подростка, автор что-то не договаривает, что-то скрывает — через все это не так-то просто прорваться. Здесь невозможно обойтись чисто инсценировкой, тем более что у Берджесса это просто монолог. Но мы не хотим делать монолог. Так что сейчас мы еще очень многое ищем, нормальный рабочий процесс. И вообще, если коротко: собрались самые добрые люди на свете и решили поставить спектакль про зло, сами желая всем только добра. (Смеется.)

— До начала работы над спектаклем ты был знаком с романом и фильмом, снятым по нему?

— Конечно. Фильм легендарный, мне кажется, Стэнли Кубрик сделал большую протекцию этому писателю. Потому что в творчестве Берджесса «Заводной апельсин» стоит немножко отдельно. Кубрик многое изменил в этой истории — он придал ей некий художественный блеск, который не сочетается с характером 14-летнего парня. И Макдауэлл играет там все-таки человека постарше, он снимался в «Заводном апельсине», когда ему было 29 лет. Это многое меняет в восприятии его героя.

— Ты для своего спектакля сам выбирал актеров?

— Да, спасибо театру — в этом вопросе у меня была полная свобода. Я сразу знал, что главного героя Алекса будет играть Леша Алексеев. Но в остальном… Все-таки, несмотря на то, что я знал ТЮЗ, знал его артистов, общался с ними прежде, я в первый раз ставлю в этом театре и еще только проживаю в нем какую-то часть своей жизни, надеюсь, нашей совместной жизни. И между теми мыслями и надеждами, с которыми я сюда приехал, и сегодняшней реальностью — большая разница, в этой реальности, конечно же, произошли изменения. Могу сказать, что сейчас разбор материала идет через Алексеева, его особенность, актерскую индивидуальность.

— Твоя любимая тема детства в этом спектакле как-то будет отражена?

— Ой, нет… Ты знаешь, все мои любимые детские темы здесь не проходят.

— В Красноярске, где тебя знают как режиссера-позитивиста, все очень сильно удивились, узнав, что ты будешь ставить этот спектакль.

— Да я и сам удивился! (Смеется.)

— Хотя, казалось бы, твоя «Толстая тетрадь», которую ты летом показывал в Красноярске — тоже очень жестокая история…

— Там другое, дети, предоставленные сами себе во время войны — с их характерами все как-то более понятно. А в «Заводном апельсине» я хочу за что-то полюбить Алекса и оправдать его.

— Ты вообще, похоже, последний гуманист нашего времени…

— Говорю же — самый добрый человек на свете. (Смеется.) Но если серьезно — а как его иначе играть-то? Я должен ему сострадать за что-то, сопереживать. Помню, когда перечитывал книгу, вначале испытывал к нему просто ненависть. А потом ловишь себя на том, что начинаешь его любить, переживать за него. Бессовестный автор Берджес, бессовестный.

— В спектакле будут вкрапления из других произведений?

— Понятно, что в этой истории есть крупные темы, некая достоевщина. И мы действительно думали, как что-то соединить, скомпоновать, взять, возможно, какие-то фрагменты произведений у того же Достоевского. Но пока все это выглядит не совсем сочетаемо. Посмотрим, если случится, то случится, до премьеры об этом говорить преждевременно.

— Музыка в спектакле — авторская или подбор?

— Мальчик так любит классическую музыку, а она настолько разнообразна и прекрасна, что есть из чего выбирать. Он любит Бетховена и Генделя. И мы тоже пытаемся их полюбить, как любит их Алекс…

— Пытаетесь?!

— Откровенно признаюсь — мне не нравится Девятая симфония Бетховена, ничего не могу с собой сделать. Наверное, если бы некоторые великие произведения классики не были бы, грубо говоря, культурно изнасилованы в течение своей жизни, не были бы растасканы на цитаты, затерты, они воспринимались бы по-другому. Возможно, в процессе работы над спектаклем мое отношение к этой музыке поменяется, и я смогу услышать в ней что-то, что прежде не улавливал. Искренне пытаюсь, во всяком случае. (Улыбается.)

— На какую аудиторию будет рассчитан ваш «Заводной апельсин»?

— Я думаю, не для 14-летних, а на возраст постарше, от 16 лет и до 30-ти — активный возраст молодого человека. Потому что как раз до своего тридцатилетия он проходит некий путь взросления, который обязан пройти именно в этот период. Время выбора, куда пойти, время поиска и сомнений. Людям постарше это может показаться уже пройденным этапом. Мне кажется, спектакль будет интересен студенчеству, думающей части молодежи. У Берджеса ведь это не просто история, а социальная история. О том, как человека растаскивают в разные стороны всякие внешние силы. Сегодня мы тоже видим эти силы – например, в политике, где не знаешь, кто лучше, кто хуже, и обыкновенный человек оказывается между молотом и наковальней… Был бы позитивный материал, разобраться с ним было бы легко и просто. А так — сплошные муки творчества. (Смеется.)