Иван Орлов: «Хочу решать проблемы пьесы как шекспировские»

12 и 13 октября в Красноярском ТЮЗе состоится премьера спектакля «Кеды» по пьесе Любы Стрижак в постановке Ивана Орлова. Это пьеса уже два года вызывает в театральной среде бурные споры – от полного неприятия и упреков в излишнем инфантилизме до восторгов, что наконец-то в современной драматургии появился подлинный герой наших дней. Для Орлова, ровесника главных персонажей пьесы, эти споры не принципиальны – по словам режиссера, ему абсолютно созвучны их проблемы и переживания, он слышит в этой истории живой голос своего поколения. Удастся ли донести его до зрителей, мы узнаем, побывав на спектакле.

— Что вам больше всего запомнилось в репетициях «Кед»?
— Знаете, когда я ставил в новосибирском театре «Глобус» «Любовь людей» Дмитрия Богославского, я понимал, что раскрываю то, что написано в пьесе, и знал, куда иду и чего хочу добиться в результате. С «Кедами» все по-другому. Тема пьесы мне сразу показалась очень понятной, но поначалу у меня были большие вопросы к ее конструкции и к главному герою. Но как только я стал репетировать и поставил его проблемы так же высоко, как, скажем, проблемы, которые волнуют героев Шекспира, — мое отношение к этой истории сразу изменилось. И если на первом этапе работы текст сопротивлялся, нам даже казалось, что мы топчемся на пустом месте, то дальше, погрузившись в эти проблемы, решая их как смертельно важные, мы ощутили, что текст стал нам помогать. Просто нужно понимать, что проблемы этих внешне успешных ребят столь же экзистенциальные и экстремальные, как и проблемы подростков из неблагополучных семей.

Для меня важно и то, что пьеса, как мне кажется, раскрывает какие-то новые возможности артистов. Что-то в их ролях ставило и, возможно, до сих пор ставит их в тупик – на репетициях они иногда не знали, как решать проблемы своих персонажей. Но именно это и может спровоцировать их на высвобождение какой-то новой энергии, иные проявления.

— В оформлении вашей постановки одна из основных составляющих – велосипеды. Что это за знак?
— Мне кажется, он легко отождествляется с поколением молодых людей нашего времени – во всяком случае, с одной из его прослоек. Да, это знак, тотем. Привычный и распространенный сегодня способ передвижения. А еще это некая символическая возможность уехать, сбежать – от проблем, от людей, от чего угодно. И то, что в финале главный герой Гриша именно с помощью велосипеда совершает поступок – для меня это не случайный импульс, а его волевое решение.

— Хотя и отчасти бессмысленное, разве не так? То, что он врезается в полицейский автозак, ничего изменить не может, только усугубляет его собственное положение.
— Да, но именно отчасти. При всей внешней абсурдности и бессмысленности поступка в нем есть позиция человека, его отношение к проблеме. Он поступает честно – вот что важно. А зритель уже будет судить, прав он или не прав. Но я лично Гришу понимаю – в такой ситуации, наверное, тоже мог бы так поступить, потому что ничего другого просто не остается…
В чем, на мой взгляд, уникальность этой пьесы – она дает возможность ставить вопросы и разговаривать с моим поколением на равных. У драматурга Любы Стрижак, ровесницы ее персонажей, позиция не сверху, а изнутри. (…) Поэтому история честная, в ней есть попадание в наше поколение. Возможно, я ошибаюсь, но мне трудно представить, что «Кеды» могут заинтересовать немолодого режиссера.

— Иван, а самого себя вы соотносите с героями пьесы?
— Полностью.

— И для вас нет противоречия, что вы увлеченно занимаетесь своим делом, а ваши образованные, внешне столь же благополучные ровесники живут непонятно чем, погружены в собственные рефлексии на несовершенство мира?
— Трудно сказать… Мне кажется, каждый из нас хотя бы время от времени не знает, чем же он действительно хочет заниматься и что его по-настоящему волнует. Да, можно сказать, что мне повезло – после школы я сразу попал в свою профессию. Но сейчас я понимаю, что все в ней намного сложнее, чем я представлял себе прежде. Вообще, это очень интимный вопрос… За последний год я окончил ГИТИС, сделал один спектакль, второй, сейчас выпускаю третий. И не скажу, что все идет легко. Если на протяжении четырех лет учебы у меня не возникало вопроса, стоит ли и дальше этим заниматься, то выход в самостоятельную реальность показал – все намного сложнее. Поэтому я понимаю Гришу и могу его оправдать – он оказался выброшен во взрослую жизнь и не успел принять то, что он сам теперь должен нести за нее ответственность. Возможно, мне в отличие от него повезло лишь в том, что я сразу попал в колею лабораторий, выпустил там свои первые эскизы и встретил главных режиссеров нескольких театров, которые меня поддержали и поверили в меня. Но время от времени меня тоже мучают сомнения и вопросы, которые волнуют героев «Кед» и, прежде всего, Гришу.

— Что для вас особенно значимо в характере этого героя?
— Он мне глубоко симпатичен, прежде всего, как человек ищущий, душа у него не мертвая. Даже в той глупости, которая для него почему-то становится важна – желание купить новые кеды, то, что ему нравятся кепки одной модели и не нравятся другие. В глазах окружающих это может выглядеть как полный идиотизм, но Гриша не может и не хочет жить по моделям других людей. Он пытается выработать свою собственную, в том числе и в таких вот мелочах. Гриша – максималист, больше всего на свете он боится соответствовать чужим запросам, даже если это запросы его любимой девушки. И для меня важнее не какие-то факты его жизни – ушел с работы, поссорился с родителями, – а внутренний путь, который он проходит, поиск чего-то, за что действительно можно умереть. Прежде для него островком безопасности была музыка, он и сейчас продолжает называть себя музыкантом. Но прекрасно понимает, что это уже не смысл его жизни, и он на таком этапе, когда просто необходимо стать взрослым человеком.

— Так и просится характеристика – молодой человек на пороге взросления…
— Все верно, на первом плане здесь толстовское «Детство. Отрочество. Юность», это есть в самой пьесе. Каждый из этих ребят, так или иначе, себя находит: Саша – в семье, Миша – в профессии музыканта. И Гриша тоже поумнеет, непременно случится что-то, что заставит его по-новому взглянуть на свою жизнь. Мне кажется, его ошибка в том, что он ищет мотивацию внутри себя, а не в том, что показывается ему извне. Хотя жизнь дает нам немало подсказок, куда двигаться.

— Каковы, на ваш взгляд, идеальные условия для взросления, что может помочь человеку сделать переход из детства?
— Мне сложно обобщать – наверное, в каждое время были свои условия. Но то, что именно на наше становление выпал период социальных протестов, острого неприятия действительности и потребность сделать что-то, чтобы изменить ее к лучшему, — думаю, многим людям это помогло глубже понять самих себя. Услышать свои собственные желания, осознать, что мы уже взрослые, у нас есть права, мы можем и должны их отстаивать. Во всяком случае, я опять же сужу о своем поколении – многие из моих знакомых участвуют в протестном движении потому, что это их собственный выбор. Появилась возможность совершить этот выбор, сделать первый, возможно, экстремальный взрослый шаг. Каждый, кто идет на митинги, прекрасно осознает, что с ним может случиться там все, что угодно – его могут арестовать, избить. И в пьесе смысл не в том, что Гриша вдруг стал революционером. Главное – в самом его поступке, он выказал в нем свое отношение к происходящему, с которым не согласен. Хотя ведь мог и уйти, не ввязываться. Но он сделал другой выбор. И у меня это вызывает уважение. В начале пьесы мы встречаем его в страшной потерянности. Но постепенно мы видим, как с него срывается старая кожа, и в финале разрушение внешнего комфорта и благополучия дает что-то принципиально новое, он проходит за это время серьезный путь.

Фото из спектакля — Даши Корольковой