Так что ж «Тартюф»?

Конец прошлого года выдался настолько суматошным, что накопила перед вами немало долгов, уважаемые читатели. В ближайшие дни выскажусь обо всем, что увидела за последнее время (благо, была возможность переварить впечатления и осмыслить увиденное).

И начну не с недавних премьер, а с постановки, уже устоявшейся в репертуаре Красноярского театра им. Пушкина. «Тартюф» — последний из спектаклей, который я посмотрела как раз накануне Нового года.

О премьере «Тартюфа» в постановке Романа Феодори я уже писала в конце прошлого творческого сезона. И, честно говоря, не предполагала, что когда-нибудь еще раз к нему вернусь – ни как журналист, ни даже как зритель. Но… Хочешь насмешить Бога – расскажи ему о своих планах. Сначала театр поставил «Тартюфа» на открытие сезона – как пропустить такое событие? Сходила. С сожалением утвердилась в своих изначальных оценках.

На тот момент не изменилось почти ничего, за исключением образа госпожи Пернель в исполнении Галины Саламатовой. Актриса благополучно отошла от интонации, слишком уж перекликавшейся с ее ролью Бабушки в спектакле «Похороните меня за плинтусом». И одно из самых интересных наблюдений в спектакле – видеть, как госпожа Пернель у Саламатовой, потрясенная предательством Тартюфа, из упертой религиозной фанатички вдруг превращается в растерянную немолодую женщину. Не сотвори себе кумира, дабы потом в нем не разочаровываться – это о ней.

На этом можно было бы успокоиться, но – 30 декабря пушкинцы пригласили на новогоднюю интермедию для взрослых, после которой был… Ну конечно, показ «Тартюфа»! Отказаться не смогла. И, к приятному для себя удивлению – не пожалела, что пошла.

Нет, говорить о том, что спектакль набрал и в нем появилась какая-то осмысленность, по-прежнему не приходится. Да и откуда ей взяться, если даже для самих артистов основной режиссерский посыл, что Тартюф и Оргон – две стороны одной медали, пример двойственности человеческой натуры, — ничем не подкреплен и неубедителен? Сама мысль, конечно, имеет право на существование. Но, во-первых, она не нова. И в данном случае – абсолютно никак, к сожалению, не раскрыта. Ну не воспринимать же всерьез в качестве аргумента одинаковые костюмы двух героев? Или сцену, где разгневанный Оргон проклинает сына, а за его спиной стоит Тартюф и манипулирует жестами своей марионетки? Это всего лишь эффектный штрих, не более.

Так что же изменилось? Помнится, после премьеры я писала, что почти все персонажи напоминают маски, типажи, а не живых людей. И что вряд ли они раскроются за дальнейшую жизнь спектакля. Признаюсь – ошиблась. Артисты так раскрепостились (ощущение, что вопреки воле режиссера), что сам спектакль стал напоминать капустник – настолько свободно и иронично они произносят текст, слушать его в их исполнении просто удовольствие. Но стало особенно отчетливо заметно: убери из действия все эти грядки, металлические конструкции, затянутые целлофаном, пластиковые ведра и прочий бессмысленный антураж – на действии это никак не отразится. А это значит, что все оформление в «Тартюфе» надуманное. Как и его центральная мысль.

И еще парочка наблюдений. Наталья Горячева (служанка Дорина), споря с Оргоном, вдруг начала его дразнить и сюсюкать с ним, как с несмышленышем. Когда такая интонация промелькнула в ее речи не один раз, это стало утомлять. Тем более что актриса в последнее время стала ею злоупотреблять – эти нотки (причем исключительно по отношению к партнерам-мужчинам) мелькали у нее и в антрепризном спектакле «Пришел мужчина к женщине», и на одной из читок на Красноярской ярмарке книжной культуры.

Но в «Тартюфе» эта краска вдруг дополнила роль Дорины еще одним штрихом. Когда женщина позволяет себе по отношению к мужчине легкую снисходительность (порой незаметную для нее самой)? Когда она была с ним близка. Что в случае с Дориной вполне возможно. У Горячевой Дорина – настоящая хранительница очага: и мамка, и нянька, и любовница, и ловкая и хитроумная служанка. В этом доме она своя. И за его благополучие бьется как член семьи, а не как прислуга – что признают и окружающие.

А еще в этот раз я нашла для себя объяснение, кто такой «бог из машины» (то есть судебный пристав с указом некоего короля), восстанавливающий справедливость в доме Оргона. Пристава играет Иван Янюк, который в «Тартюфе» выступает и за самого Мольера. Автор волен делать в своем произведении все, что захочет.

Но здесь с авторской логикой вступает в конфликт сам режиссер, потому что придуманная им концовка выглядит откровенно вычурной. Почему Оргон, в дом которого благодаря милости автора наконец-то вернулось спокойствие, в финале вновь взывает к своему поверженному кумиру? Вроде воочию убедился в его подлости, и не раз, а все туда же: «А что Тартюф?» Дался ему этот Тартюф… Можно, конечно, придумать объяснение, что мол всем нам свойственно печалиться об утрате своих привязанностей – даже если умом мы понимаем всю их гнусность, да вот сердцу не прикажешь… Но очевидно, что такое объяснение было бы откровенно притянуто за уши.

Как бы то ни было, в «Тартюфе» великолепный актерский ансамбль, и большинству зрителей не до режиссерских ребусов – в спектакле и без них есть что (точнее, на кого) посмотреть и послушать. Так что не знаю, как будут существовать в кочевых условиях другие спектакли театра им. Пушкина (который с 16 января уходит на реконструкцию). Но «Тартюф» без сомнения сохранит своего зрителя. На родной сцене его еще можно посмотреть 10 января, а 6 и 21 февраля – на сцене Красноярского музыкального театра.

Фото Андрея Минаева