Plaistow: «Никаких правил на самом деле нет»

21 сентября в Малом зале Красноярской краевой филармонии выступило швейцарское трио Plaistow — интересный инструментальный коллектив, чьё творчество примерно в равной степени опирается на джаз, академический минимализм и свободную импровизацию.

Воспользовавшись моментом, расспрашиваю пианиста группы Йохана Буркенеса об их творчестве и о том, как и чем в принципе может жить коллектив, определяемый специалистами таким с одной стороны ёмким, а с другой расплывчато-всеобъемлющим термином, как «пост-джаз».

— Расскажите, с чего начались Plaistow?
— Началось всё пять лет назад, в Женеве — 2007 год, кажется, июнь месяц это был; тогда у нас появилась группа. Но на самом деле сначала я встретил Сирила, нашего барабанщика — мы познакомились на вечере свободной импровизации, в декабре 2006-го. Начали потихоньку играть вместе, так, для себя, и быстро поняли, что что-то здесь есть, какая-то энергия между нами. Стали думать, что с этим делать дальше, ну и я предложил — давай возьмём басиста и сделаем джазовое трио, но только чтобы в нём сохранялись все наши влияния и вся та свобода, которую мы ценили в импровизационной музыке.

Так что, вот так всё и случилось — начали играть с Сирилом, решили завести группу и остановились на формате трио.

— А как вы выбрали название? Что оно для вас означает?
— Ну, Plaistow – это… (задумывается) С нами была обычная история — группу вроде собрали, а как назвать — без понятия. И так вышло, что примерно тогда же я слушал альбом Squarepusher «Go Plastic», а там последний трек как раз называется «Plaistow Flex Out» — там ещё такой механический голос повторяет: (изображает) «Plaistow Flex Out, Plaistow Flex Out». И я тогда написал остальным: А что, отличное название – Plaistow, давайте так группу и назовём.

— Ну вроде же ещё город есть с таким названием, в Америке где-то.
— Да, и ещё район такой в Лондоне. Для Squarepusher — я, правда, точно не знаю, предполагаю только — вдохновением для этого трека стали руины старой станции в Плэйстоу, в Лондоне. У него ещё клип был классный: там такая старая больница, в ней все умерли, и только один робот остался, который продолжает свои функции выполнять. В общем, да, так называется район в Лондоне, и так же называется одна станция метро там. А так уж вышло, что нас ужасно привлекает всё, что связано с метро, сам не знаю, почему – у нас много треков названо именами станций метро.

— Ну, да, «Маяковская» (трек с альбома «The Crow» — прим.авт.), конечно.
— Это только для русских «конечно» (смеётся).

— Вы упомянули, что вы вышли из импровизационных кругов.
— Ну как.. не то чтобы прямо вышел, просто на тот момент в них вращался.

— Ага. В музыке Plaistow какое примерно соотношение композиции и импровизации?
— Пятьдесят на пятьдесят. Тут всегда по-разному: какие-то вещи у нас чётко прописаны от начала до конца, и мы их так и играем на концертах. Какие-то меняем по ходу дела – обычно смотрим друг на друга и знаками показываем, как и что делать. Но какой-то элемент развития есть всегда. Ну, например, «Mairie de Lilas» (ещё один трек с альбома «The Crow» — прим. авт.) я написал ещё до того, как группа появилась — но за последние пять лет вещь сильно изменилась, эволюционировала, можно сказать, и теперь мы её играем каждый вечер по-разному.

— Так, дальше у меня довольно большой и важный вопрос…
— А я отвечу – девушки в России ужасно красивые! (смеётся)

— Спасибо, я им передам. Группы вроде вашей – как они вообще живут, чем выживают? С рок-музыкантами понятно, что происходит, с академическими более-менее тоже – но вы же не оттуда и не оттуда, и к классическому джазу вас не причислить. Вы как-то между мирами получаетесь. И что у вас происходит в результате – на какие площадки, например, вас зовут выступать? Кто тот зритель, что приходит вас послушать?

— Ну да, для нас одной из главных идей всегда было не загонять себя в какие-то жесткие рамки, не пристегивать, скажем так, к какому-то одному конкретному стилю. Поэтому нам в принципе всё равно, где играть — главное, чтобы было хорошее пианино. Хотя частенько приходилось выступать в местах, где рояли были дерьмовые (смеётся). Нам приходилось играть и на больших джазовых фестивалях, и в подвалах какого-нибудь художественного сквота. В рок-клубах тоже, бывало, играли, и в таких вот академических залах, как здесь.

Мы считаем, что все эти разделения и границы – тут такая музыка, там сякая – это всё неважно совершенно. Никаких правил на самом деле нет. Главное – играть ту музыку, которую тебе необходимо играть. Играть хорошо, играть часто, много репетировать, заниматься этим постоянно – кстати, у меня Plaistow отнимает практически всё свободное время, никаких других проектов у меня нет. В смысле, даже если бы я и хотел делать что-то ещё, мне бы банально времени на это не хватало.

В общем, к вопросу о том, как группе выживать – работать надо, вот и всё. И не бояться пробовать. Мы всегда все наши идеи – как музыкальные, так и деловые – пытаемся как-то проверить на практике, протестировать их. Иногда срабатывает отлично, иногда получается что попало – но это нормально совершенно. Главное не бояться пробовать.

— А что про публику вашу скажете? Кто она?
— О, это очень, очень разные люди. Они отовсюду. Это как с площадками — я говорил, что мы можем играть везде, так же и прийти нас послушать может кто угодно. У нас много разного в музыке намешано, и каждый может найти что-то своё.

— Вы говорили, что Plaistow – ваш основной творческий проект. А является ли он постоянной работой – или это такое творческое хобби, а зарабатывать деньги приходится где-то ещё?
— Ну как – вот конкретно сейчас я, кроме как в Plaistow, больше нигде не работаю. Мы разработали специальный бизнес-план, и последние полгода где-то все работаем только на группу. Раньше бывало, что приходилось брать ещё какие-то работы, но сейчас приоритет полностью на группе.

— Но при этом нельзя сказать, что у вас очень коммерческая музыка.
— Это да.

— В зале, в котором вы выступаете здесь – примерно пятьсот мест. Насколько это, скажем так, типичная для вас вместимость?
— Ну, по России мы в таких примерно залах и выступаем. В Швейцарии немножко по-другому – там наша средняя аудитория, думаю, где-то в районе сотни-полутора. В Амстердаме когда последний раз выступали, пришло человек двести – там, кстати, в очень хорошем клубе играли.

— Видимо, приходится достаточно часто играть, чтобы в достаточной степени поддерживать себя?
— Ну, да. Но мы справляемся. Вот сейчас в России у нас тур по десяти городам – а это, между прочим, самый длинный наш тур пока. И при этом мы в Россию уже четвертый раз приезжаем. Наверное, кому-то мы тут нравимся (улыбается).

Вообще, мы давно вывели, что нам, чтобы нормально существовать, нужно играть не меньше сорока концертов в год. К тому же у нас есть и поддержка от государства – в Швейцарии есть программы по поддержке музыкантов, но эти деньги нельзя положить себе в карман, они идут на всякие организационные или продюсерские расходы, альбом записать, организовать тур, всё такое. То есть, да – основная наша работа это давать концерты.

С альбомами у нас с самого начала была политика свободного распространения – все наши пластинки лежат на нашем сайте в свободном доступе. Мне кажется, это отличный инструмент для создания аудитории – бесплатная музыка. Ну, и после концерта альбомы можно продавать, конечно, но это так, больше для людей, чем для нас.

Все, кто читает это интервью, хочу прямо сказать – если вы планируете зарабатывать деньги на распространении записей своей музыки, забудьте об этом, ничего не получится! (смеётся)

Фото Алексея Орешникова