В Красноярском театре им. Пушкина проходит VII Фестиваль современной драматургии «Драма. Новый код». Как и в предыдущие годы, его поддерживает Фонд Михаила Прохорова. В этом году «ДНК» сконцентрировался в три дня, вход на все его события, как и прежде, — бесплатный, по пригласительным билетам. Но, как пояснил главный режиссер театра им. Пушкина и художественный руководитель «ДНК» Олег Рыбкин, по завершении реставрации театрального здания у всех, кто не попал на фестивальные показы, возможно, появится шанс увидеть его лучшие эскизы и читки. Но уже на других условиях.
— В этом году фестиваль называется «Три цвета ДНК». Какие смыслы вы вкладываете в такую метафору?
— Это отражено в афише – мы отталкивались от цветов французского флага, которые обозначают свободу, равенство и братство. Также есть ассоциации с замечательной трилогией «Три цвета» режиссера Кшиштофа Кесьлевски.
— А если у кого-то возникнут ассоциации с идентичными цветами российского триколора?
— Каждый может что-то представить на свое усмотрение – понятно, что метафора весьма условна. Но этим она и хороша – дает зрителям простор для собственных интерпретаций и поисков смыслов.
Программа нынешнего года выстроена по следующему принципу: три цвета – три дня – у каждого свой куратор. В первый день можно было увидеть пьесы, которые предложил театральный критик Павел Руднев, второй составляла молодая команда драматургического фестиваля «Любимовка». А в третий день – то, что захотел показать сам театр. Включая прочтение пьесы победителя драматургического конкурса «ДНК» и премьеру спектакля «Доказательства обратного» Оливье Кьякьяри, которую мы выпускаем при поддержке Швейцарского совета по культуре Pro Helvetia. С этой пьесой многие могли ознакомиться осенью на Красноярской ярмарке книжной культуры.
— Олег Алексеевич, а вам не кажется, что программа «Запретный плод» по остроте и радикальности исчерпала себя еще на втором фестивале, после показа пьесы «Немецкие писатели-трансвеститы»?
— В каком-то остро-радикальном смысле – возможно. Но есть пьесы, в которых используется ненормативная лексика. В соответствии с устрожением законодательства мы можем показывать их только в вечернее время. Именно эти пьесы вошли в программу «Запретный плод».
— Есть что-то принципиально новое на седьмом фестивале?
— Скорее он продолжает какие-то уже зарекомендовавшие себя традиции – например, приглашение новых режиссеров. Кстати, если оглянуться на историю «ДНК», можно убедиться, что многие ведущие молодые режиссеры России прошли через наш фестиваль. (Смеется.) На «ДНК» ставили Дмитрий Волкострелов, Роман Феодори, Семен Александровский, Глеб Черепанов и другие. Некоторые из них даже потом возглавили театры Красноярского края.
Также у нас закрепилась рубрика «Автор представляет пьесу». В прошлом году своего «Кандида» показывал Максим Курочкин, в этот раз мы пригласили Юрия Клавдиева с его новой пьесой «Тявкай и рычи».
А из новшеств могу назвать конкурс для красноярских драматургов. О его результативности пока говорить не хочу, обсудим это после фестиваля. Если же размышлять о современной драматургии в целом, мне кажется, она сейчас застыла в каком-то странном ожидании. С одной стороны – пишут много, пишут все, кому не лень. Вероятно, людям кажется, что если хочешь о чем-то высказаться, в пьесе это сделать проще, чем в прозе. Но тематика и проблематика многих современных пьес либо остро политизированная, либо описывается извечная проблема «отцов и детей» — мало чего-то по-настоящему оригинального. «Белых пятен» в драматургии, на мой взгляд, вообще не осталось – обо всем уже сказали.
— Ежегодно на «ДНК» можно увидеть немало интересных эскизов. Но, к сожалению, редкие из них вырастают в спектакли…
— Все упирается в финансы. Увы, мы не можем позволить себе, как в Германии, выпустить за сезон пять-семь постановок по новым пьесам, которые затрагивают какие-то сиюминутные вопросы, год их играть, а потом снять. Российский театр нацелен на нетленку, и драматурги тоже пытаются высказаться «о вечном». Потому что выпуск каждого спектакля – дело весьма затратное, приходится думать о том, чтобы он себя, по крайней мере, окупил. Даже если работа оказалась не очень удачной.
— Разве в Германии это обходится дешевле?
— Вероятно. В России еще не пришли к пониманию, что на выпуск спектакля, включая гонорары постановщиков, театр закладывает некую сумму, в которую необходимо уложиться. Чаще всего происходит так: приезжают режиссер с художником, привозят сложнейший макет декорации, потом оказывается, что им нужен хореограф, художник по свету, еще какие-то специалисты. Или какие-нибудь особенные дорогостоящие материалы. Расходы увеличиваются. И все это – на пьесу, постановка которой вряд ли окупит все эти художественные и финансовые затраты. Не факт, что получится шедевр, на который публика будет ходить несколько лет, понимаете? Это проблема.
— Не хотелось бы ставить современную драматургию в приниженное положение, но, может, она и не требует таких масштабных ресурсов, как большие полотна по классике? В конце концов, негосударственные театры, тот же «Театр.doc», обходятся скромными средствами – и у них получаются прекрасные спектакли.
— Я думаю над этим. Да, согласен – современные пьесы не требуют таких затрат, как классика. Есть, конечно, исключения, но все-таки, спектакли по Островскому или Шекспиру редко выпускаются на трех стульях. В отличие от новой драмы. Опять же, есть молодые режиссеры, которые готовы на первых порах ставить за меньшие гонорары – лишь бы им дали поработать в профессиональном театре. Надеюсь, после завершения реставрации здания театра мы сможем попробовать новую модель работы с современной драматургией. И тогда, возможно, лучшие эскизы «ДНК» или даже постановки по ним будут доступны зрителям не только во время самого фестиваля, но и в течение последующего сезона. Только уже не бесплатно, а по билетам. Что-то, возможно, задержится в репертуаре и на более продолжительный срок – посмотрим по зрительскому спросу.
Обсуждение