Думаю, вряд ли кто-то будет спорить, что приезд Московского ТЮЗа в Красноярск на фестиваль «Норильские сезоны» — событие особенное для нашей театральной публики. Во всяком случае, для старшего ее поколения. Ибо нынешние руководители МТЮЗа — его худрук Генриетта Яновская и режиссер Кама Гинкас — как известно, сорок лет назад возглавляли ТЮЗ красноярский.
О чем здесь все эти годы не только не забывали, но и тщательно культивировали память о таком факте — как надежду на возрождение театра, которое когда-нибудь, наконец, наступит. Да, очень хочется надеяться, что та база, на которой когда-то создавался наш ТЮЗ, окажется сильнее и здоровее всех последующих в его истории разрушительных событий с чередой бездарных худруков. Но не стоит забывать, что многие из тех, кто сегодня трубит о славном прошлом Красноярского ТЮЗа, спектакли Гинкаса и Яновской в то время, мягко говоря, не принимали. Я сама была свидетельницей, как одна холеная дама, в прошлом местный партфункционер, а сейчас общественная деятельница в Москве, попыталась одернуть Генриетту Яновскую (!!!), когда та, принимая наш театр на «Золотой маске», упомянула об одном случае, который теперь кажется одиозно-анекдотическим. А именно — как секретарь Кировского райкома Красноярска, не в силах запретить неугодный ему театр, разряжал свое злобное неприятие тем, что проходя мимо ТЮЗа, в сердцах пинал его афишную тумбу. Дама попыталась было оспорить, что такое происходило. Не одной ей хотелось бы стереть это из памяти…
Все это вступление к тому, что Кама Миронович и Генриетта Наумовна, вынужденные спустя два года работы уехать из Красноярска, по-прежнему верны себе. Несмотря на вывеску «ТЮЗ», их спектакли (что в те времена, как свидетельствуют очевидцы), что ныне (как могла уже убедиться и я сама) — не для тех, кто ходит в театр за развлечением. И не для тех, кого, возможно, привлекут на их спектакли классические названия (а в МТЮЗе ставят преимущественно классику), и кто ожидает здесь милого пересказа известного со школьной скамьи сюжета. Нет, в постановках этих режиссеров нет жесткого радикализма. Но воспринимать многие их спектакли — для зрителя труд. И труд осознанный.
Всепожирающая среда
В чем можно было убедиться уже на первом их гастрольном спектакле в Красноярске, «Иванов и другие» А. Чехова в постановке Генриетты Яновской. Спектакль этот давний, 1993 года, получил «Золотую маску» за лучшую сценографию (художник Сергей Бархин), в 2001 году был восстановлен. Ключевая фраза к постановке — знаменитое чеховское «Среда заела». «Заедать» она начинает буквально с первых же сцен — и не только самого Иванова (Сергей Шакуров), но и зрителей. Рыжеватая конструкция декорации так мастерски освещена, что кажется то деревянными панелями усадьбы с деревянными же столбами-опорами, то садом, через плотную крону которого просвечивает солнце. И лишь приглядевшись замечаешь, что все это убранство давным-давно изъедено ржавчиной…
Но тяготит даже не ветхость обители, а та бесконечная суета, от которой не спрятаться, не скрыться. В названии спектакля неслучайно присутствует дополнение «и другие» — помимо героев самого «Иванова» Яновская населила его разными персонажами чеховских пьес, самыми недотепистыми. На сцене то и дело мелькают Прохожий из «Вишневого сада», оттуда же — Симеонов-Пищик и сразу две Шарлотты, Маша Прозорова из «Трех сестер» бубнит свою набившую оскомину пушкинскую фразу… От всего этого дурдома (добавьте к нему больную жену, зануду-доктора, несносного дядюшку-графа и прочих, жаждущих внимания и общения) хочется сразу же убежать на край света. Иванов сбегает к соседям, чтобы просто ненадолго переключиться (там тоже суета и пустая болтовня, но хоть какая-то перемена). Часть зрителей, не выдержав, уходит в антракте. И неудивительно, что у некоторых сдают нервы. Никакого тихо-мирно захиревающего мира дворянских усадеб. Этот мир на твоих глазах катится в бездну, летит кувырком, и кажется, что под лавину неизбежно попадет не только сам Иванов, но и мы, сидящие в зале.
Во втором акте случается то, что должно было случиться – если нет никакой возможности уединиться, то сбежать из этого ада (как тут не вспомнить сартровское «Ад – это другие»?) остается лишь одним способом. Разумеется, это не выход. И не руководство к действию. Но на три часа погрузившись в атмосферу среды, незаметно разъедающей все личное и личностное, когда даже нет времени и, главное, условий остановиться и хоть ненадолго побыть наедине с самим собой, — даже просто наблюдая за этим, невозможно не понять героя. Тем более, что среда вокруг и поныне не меняется. Люди инакомыслящие, не желающие с ней сливаться, «быть как все», в этой среде по-прежнему изгои и объект для пустопорожних сплетен. Тем и силен обыватель, что он в большинстве. И не дай Бог оказаться в ситуации, когда ты уже не сможешь спастись от этой тупо налегающей массы… Примеров тому в истории, увы, множество.
Фото из архива Фонда Михаила Прохорова
На меня этот спектакль произвел неизгладимое впечатление. Там было очень много таких моментов, когда линия вдруг «заворачивается» и становится своей противоположностью. Оборотной стороной, как лист Мебиуса.
Вот, например, ближе к концу — Иванов лежит на скамье, а все вокруг стараются ему посочувствовать, помочь, пожалеть… Хотя он многим непонятен совсем со своими метаниями-терзаниями на пустом месте.. Он лежит вроде бы в таком отчаянии. А потом вдруг — ПОТЯГИВАЕТСЯ. И сразу получается так, что ему самому даже нравятся его страдания. И то, что все его утешают. И это несмотря на то, что он стреляется. И это начинает выглядеть игрой, позой…
Меня поразило в этой постановке как раз то, что Иванов — не «хороший» и не «плохой» :) Этому человеку даже некогда просто подумать о собственной жизни. Суета вокруг затягивает, и кажется, что нужно непременно куда-то бежать, иначе, если остановишься — все, тебе крышка. А все вокруг еще чего-то хотят, требуют, пристают с какими-то своими ожиданиями, вечно о тебе судачат… Распространенное, в общем-то явление. Врагу такого не пожелаешь.
Он и у Чехова «не хороший и не плохой». Никакой, лишний. Тут он тоже в ряду нелепых, вычурных, неестественных людей представлен. Их всех до кучи в спектакле и собрали. Там один нормальный — Лебедев. Нормальный от слова «норма» -земной, понятный и логичный.
В «иванове» Чехов нарисовал портрет проблемы русского человека. И даже не интеллигента, а просто любого русского. Русские живут в вымышленном мире. В виртуале, в астрале.
Это ужасть, до чего романтично… )))