Дмитрий Волосников: «Мы открываем Год Мусоргского в мире»

7-8 февраля в Красноярском театре оперы и балета состоится премьера оперы М. Мусоргского «Борис Годунов»

Это первый спектакль в афише V Международного фестиваля «Парад звезд», посвященного в этом году русской классике – до конца апреля в Красноярске можно будет также услышать оперы Н. Римского-Корсакова, А. Бородина и П. Чайковского. А все, кто не попал на премьеру «Бориса Годунова», получат уникальную возможность увидеть и услышать его 28 июня на открытии IV Фестиваля стран Азиатско-Тихоокеанского региона. Опера будет показана… во Дворце спорта им. И. Ярыгина. И соберет, как ожидается, четыре тысячи зрителей.

— Это еще немного, — улыбается Дмитрий Волосников, музыкальный руководитель и дирижер спектакля. – В Костроме, где мы показывали «Бориса Годунова» с театром «Новая опера» на Сусанинской площади, собралось 11 тысяч человек. И другие широкие пространства, где мы играли – кремли, монастыри, – неизменно привлекали тысячи слушателей.

— Тем самым, Дмитрий Георгиевич, вы опровергаете расхожее мнение, что опера сейчас в кризисе и уже не вызывает былого интереса?
— Знаете, когда современный человек, насмотревшийся сериалов про красивую жизнь, приходит в оперу и видит нищие декорации и слышит плохо поющих артистов, у него возникает ощущение, что его обманывают. Да еще когда при этом Татьяне далеко за пятьдесят, а из Ленского песок сыплется… Не говоря уже об образованных зрителях, которые благодаря интернету могут увидеть лучшие оперные постановки мира – им есть с чем сравнивать. Понятно, что это проблема, прежде всего, провинции, потому что все лучшие голоса в столичных театрах. Но, мне кажется, можно и здесь находить возможности, было бы желание. Например, в чем особенность нашего «Бориса Годунова» – это копродукция трех театров: Большого, «Новой оперы» и Красноярского театра оперы и балета.

— Каков вклад первых двух?
— Большой театр предоставил костюмы и декорации художников Юрия Купера и Павла Каплевича. В 2007 году «Бориса» в нем поставил Александр Сокуров, не очень удачно. Я преклоняюсь перед ним как перед кинорежиссером – он гений, но к оперному театру никакого отношения не имеет. Спектакль там давно не идет, его должны списать. Мы договорились, что Большой предоставит нам костюмы и декорации в безвозмездную аренду, пока на три года. Такие костюмы здесь никто прежде не видел – боярские шубы из соболя, платья из натурального льна, — все подлинное. Общая стоимость всего этого великолепия – порядка 25 миллионов рублей. В среднем исторический оперный спектакль стоит 15-18 миллионов – понятно, что в провинции таких денег на одну постановку никто не выделит.

Пять солистов из «Новой оперы» будут приезжать петь главные партии, потому что здесь таких голосов нет. Партия Бориса вообще очень сложная – и физически, и психологически, до нее нужно созреть. Просто хорошего голоса недостаточно – нужны актерские данные, опыт, какой-то жизненный багаж. Поначалу по театру ходили разговоры, мол, зачем ставить спектакль, если нет исполнителей? Потом вдруг решили, что сами в состоянии все осилить. Но когда я начал готовить с солистами маленькие партии, и все поняли, на какой уровень пытаюсь их поднять, вопросы, кто что может, сразу отпали.

Ну и, наконец, я предложил первую версию оперы Мусоргского, которая идет только в «Новой опере» и в Сантьяго, где тоже я ее ставил. Год назад в Красноярске на «Параде звезд» я впервые исполнил этот вариант в сюите из «Бориса Годунова». Захотелось сделать продолжение. Тем более, так совпало, что в этом году – 175-летие со дня рождения композитора. Премьерой «Бориса» мы открываем Год Мусоргского в мире – это первая постановка, посвященная его юбилею.

— Почему мы предпочитаете именно авторскую редакцию?
— Потому что спектакль называется «Борис Годунов», и у Мусоргского это произведение о человеке, который берет на себя ответственность за страну и погибает под тяжестью этой ответственности. Борис был очень неплохим правителем. При нем произошли масштабные государственные и культурные изменения, он укрепил границы. И народ лучше зажил. Но ему крупно не повезло, что в последние три года царствования была страшная засуха, голод, и вымерла одна треть государства. Народ взбунтовался. И слухи о вине Бориса в гибели царевича Дмитрия сыграли свою роль. Хотя, вы знаете, я встречался в Музее хирургии с академиком, который изучал останки Дмитрия – он утверждает, что такой след на его ребрах был бы невозможен при убийстве. Скорее всего, мальчик просто сам получил смертельную травму во время игры со своим ножичком. Но слухи поползли, и Борис как человек совестливый взял вину на себя.

Мусоргский, кстати, оправдывает Бориса – в финале звучит отпевание, злодеев под такую музыку не хоронят. И коронация первой редакции – это не победа человека, дорвавшегося до власти. В музыке звучит панихида, потому что все – и народ, и сам Борис – знают, что его царствование – трагедия. Не то, что в более поздней редакция Шостаковича, где коронация – это праздник. При жизни Мусоргского первая редакция не ставилась, она вышла лишь в 1928 году в Ленинграде. В 1990 году мой учитель Евгений Владимирович Колобов впервые поставил ее в Москве в Музыкальном театре им. Станиславского и Немировича-Данченко, где был худруком. А спустя восемь лет мы с ним вместе выпустили спектакль в «Новой опере». Мне и сама партитура досталась от него в наследство, в мире их издано всего десять штук.

— Чем вызвано столь долгое забвение авторской редакции?
— Причина банальна: у директора императорских театров любовница была меццо-сопрано, а в этом спектакле главная партия для нее была не предусмотрена. Поэтому редакцию не пропустили, композитору было велено сделать несколько дополнительных сцен. В итоге драма одного человека превратилась в историческое эссе. А в советское время к такой трактовке было невозможно вернуться, потому что сюжет оперы преподносился как драма народа.

Знаете, когда мы ставили «Бориса» в «Новой опере», в музее Глинки я увидел подлинник партитуры Мусоргского. На страницах – винные пятна, кляксы. В сцене корчмы – долговые расписки, прямо на полях: две бутылки вина, окорок, буханка хлеба… Все очень просто и достоверно – человек писал о том, чем жил.

— В «Борисе Годунове» публике обещают настоящий колокольный звон. Удовольствие дорогостоящее, как удалось воплотить эту идею?
— Я очень признателен губернатору Красноярского края Льву Владимировичу Кузнецову, что он ее поддержал. Цена вопроса – около миллиона рублей, но оно того стоит. Колокола из Ярославля, с единственного в стране завода, где их изготавливают по старой традиции – отливают в землю: готовят форму, грунт, используют коровий навоз как специальную пленку. Колокол две недели доходит в земле, потом столько же остывает, его поднимают, чистят. В итоге получается звук необыкновенной чистоты. А сами колокола можно будет использовать в разных спектаклях. Прежде во всех русских оперных театрах была своя звонница. Какой «Иван Сусанин» или «Хованщина» без настоящих колоколов? Не тот эффект! К тому же у нас колокола – обязательное постановочное условие, на этом построен спектакль. Сцена будет впервые просматриваться до самой тыльной стенки арьергарда, в глубину на 60 метров. Вдалеке находится храм со звонницей, и Борис будет идти к нему, как на Голгофу. Он обречен, и эта обреченность слышна в музыке всего спектакля.

Это вообще очень масштабное зрелище – и по своим задачам, и по финансовым затратам, и по количеству исполнителей. В некоторых сценах у нас одновременно задействовано больше 150 человек.

— Откуда столько артистов наберете?
— Я задействовал три хора – оперного театра, музыкального колледжа и детский хор. Все солисты – басы и баритоны – выйдут боярами. С оркестром была сложность, потому что основной состав уехал с балетом на гастроли в Англию, пришлось набирать музыкантов с миру по нитку – из филармонии, Музыкального театра, Камерного оркестра. Пять дней ушло на притирку, вроде бы сыгрались. Увеличил количество струнников – состав меди плотный, нужно, чтобы звучание уравновешивалось. Сейчас в оркестре 58 человек, с трудом влезли в яму.  (Смеется.)

— Как дирижер вы сторонник достоверности, историчности в опере?
— Я сторонник грамотного подхода. В режиссуре допускаю все – но при условии, что нет разночтений с музыкой. Например, в конце ноября в «Новой опере» была премьера «Пиковой дамы» – кусали страшно, называли это издевательством над классикой. А я считаю, что это гениальный спектакль. Образ Германа – это роль русского гегемона в истории XX века. История человека, который уничтожил страну, любовь, себя и других. Чем, собственно, мы и занимались весь прошлый век… Через Летний сад проходят картины Первой мировой войны, революции, расстрела Николая II, приема у Сталина, премьеры «Свинарки и пастуха», 100-летия со смерти Пушкина, блокады Ленинграда. И в финале игорный дом с проститутками на шестах – это уже наше время. То есть переносы не хаотичные, а логически и музыкально абсолютно оправданные. Жизненная достоверность, которая подтверждается музыкой – вот это для меня самое главное.

— С начала творческого сезона вы стали в Красноярском театре оперы и балета главным приглашенным дирижером. Чем вас привлекло это предложение?
— Я сам из провинции, родился и учился на Урале. И считаю, что публика везде, а не только в столице, достойна лучшего. Отрадно, что сейчас в разных концах страны появляется все больше и больше того, что не увидишь даже в Москве. Сам я 12 лет руководил в Ярославле Фестивалем хоровой и колокольной музыки «Преображение» им. Евгения Колобова. Этот фестиваль основал Евгений Владимирович и доверил его мне после того, как у него начались проблемы со здоровьем. Тысячи зрителей собирались, из Москвы публика постоянно приезжала, очередь в Спасо-Преображенский монастырь стояла за шесть кварталов. А потом пришел новый губернатор и урезал финансирование, фестиваль ему оказался не нужен… К сожалению, от первого лица в регионе зависит слишком многое.

Также у меня был оперный фестиваль в Костроме на Сусанинской площади, который привлекал не меньшее количество слушателей, — есть опыт организации и воплощения масштабных идей. Надеюсь, у меня и здесь будут такие возможности. Мы договорились с директором театра, что я буду готовить новые премьеры и еще какие-то творческие проекты. Из текущего репертуара взял только «Любовный напиток» Г. Доницетти.

— А что планируете показать в ближайшее время?
— После премьеры «Бориса Годунова» дирижирую в апреле гала-концертом на закрытии «Парада звезд». Пригласил выступить в нем солистов «Новой оперы» Агунду Кулаеву и Алексея Татаринцева. Красноярская публика их уже знает – они пели здесь «Реквием» Дж. Верди, а Агунда на прошлом «Параде звезд» также пела Марфу в «Хованщине». Будем исполнять музыку русских композиторов. В мае – концерт памяти Виктора Петровича Астафьева, там будут звучать его любимые произведения. Для меня очень дорого то, что Астафьев дружил с Колобовым, в «Новой опере» даже издан диск с любимой музыкой писателя и книга, где собрана переписка и размышления этих выдающихся людей о музыке и о стране. В июне – показ «Годунова» во Дворце им. И. Ярыгина. А осенью в планах «Амадей» в постановке Аллы Сигаловой, она уже дала на это согласие.

Фото Александра Мищенко