Елизавета Боярская: «Мне захотелось сыграть Машу душечкой»

Елизавету Боярскую в стране многие знают, в основном, по киноролям – в ее багаже их уже больше сорока. Между тем, Боярская – прекрасная театральная актриса, ведущая артистка Малого драматического театра (Театра Европы) в Санкт-Петербурге, где она еще со студенческих лет работает под руководством своего педагога Льва Абрамовича Додина. В ее сценическом репертуаре – Гонерилья в «Короле Лире» У. Шекспира, Луиза в «Коварстве и любви» Ф. Шиллера, Варя в «Вишневом саде» А. Чехова и многие другие серьезные работы. На гастролях фестиваля «Золотая маска» в Красноярске Елизавета сыграла Машу в чеховских «Трех сестрах».

"Три сестры" на гастролях в Красноярске

«Три сестры» на гастролях в Красноярске

– Такое ощущение, Лиза, что в вашем спектакле лишь два счастливых персонажа – старая няня, которая приняла жизнь такой, какая есть, и ваша Маша, потому что она знает, что такое любовь. Все остальные герои страстно хотят любви, но не могут ее обрести.
– Мне радостно, что спектакль вызывает такие чувства. Вы знаете, Машу в «Трех сестрах» я пока сыграла всего раз восемь-девять. Ввелась на эту роль вместо актрисы, которая ушла из театра. Прежде она играла Машу блистательно, но совсем в другом ключе. А я играла Ирину, придумывала ее вместе с Додиным. И, на мой взгляд, Ирина – самый трагичный персонаж в этой пьесе, самый сложный. У Ольги упадок в настроении изначально – в ее жизни уже даже в силу возраста не может произойти ничего захватывающего: роман с Кулыгиным не случился, упущены все возможности, от назначения на неприятную ей должность начальницы гимназии и то не смогла отказаться.

Но все же самый большой крах – у младшей из сестер, Ирины. Она еще молода, и все перспективы в ее жизни, казалось бы, впереди, но… Мир вокруг так безнадежен, что все ее намерения разбиваются вдребезги.

– Притом что ее любят почти все мужчины в пьесе…
– Да, но счастливее ее это не делает. И я помню, какое удовольствие мне доставляло вести линию погибания Ирины на протяжении всего спектакля – роль была выстроена четко, как партитура.

А когда я стала играть Машу, пришлось решать иные задачи. Конечно, бессмысленно было повторять то, что делала моя предшественница, тем более что я эту героиню вижу совсем другой.

– Какой же?
– Обычно ее показывают трагичной, печальной, погруженной в себя: постоянно ходит в черном, бросает какие-то загадочные фразы, не поймешь, что ее так тяготит. Я подумала: а если все наоборот? Если она страстно хочет жить и мучается от скуки? Когда был жив отец, в доме было шумно, весело, приходило много гостей. «Сегодня я в мерлехлюндии, невесело мне», – говорит она Ирине. А ей непременно должно быть весело! Почему ее обожает муж, почему Машей увлекаются другие мужчины? Потому что она душечка!

Со Львом Додиным на репетиции "Трех сестер"

Со Львом Додиным на репетиции «Трех сестер»

– Как героиня одноименного чеховского рассказа?
– Да, я увидела Машу именно такой, и мне очень понравилось так ее играть. Чтобы подобрать ключик к своему персонажу, полезно прислушаться к тому, что о нем говорят другие. Когда я работала над ролью Ирины, оттолкнулась от слов, которые ей сказала няня в сцене появления Вершинина: «Аринушка, ты же будь ласковая, вежливенькая». Подумала, что она, наверное, в отличие от сестер, неласковая, раз ей нужно об этом напоминать. А в характере Маши, как бы странно это ни звучало, я взяла за основу слова Оли: «Самая глупая в нашей семье это ты». (Смеется.) В самом деле, почему бы и нет? Она как огонечек, легко всему поддается: подуешь на нее – может воспламениться, а может и угаснуть. И вряд ли она была бы счастлива замужем за Вершининым. Просто ей почудилось, что это большая любовь, как в одном из прочитанных ею романов. Главное – чтобы сердце билось, испытывать какие-то сильные чувства.

Также мне было важно показать, что Маша очень нежно относится к сестрам. Любит их и мучается, что в их жизни все складывается не так, как хотелось бы, чудовищные несовпадения… Лев Абрамович, кстати, Машу со мной не репетировал, даже толком еще не видел, что получилось. Сказал: «Вы же знаете роль? Сыграйте так, как вы ее видите».

– Он доверяет своим артистам?
– Я, по крайней мере, всегда ощущала доверие с его стороны. У меня хороший слух, остро чувствую фальшь – будь то пение или игра на сцене. И когда играю Машу, не испытываю противоречия с атмосферой этого спектакля, живущего давным-давно.

– Насколько зависят отношения вашей героини с Вершининым от индивидуальности партнеров, исполнителей этой роли Петра Семака и Игоря Черневича?
– Знаете, просто удивительно, как один и тот же текст меняется от того, с кем ты его играешь. Петр Михайлович, при всей его привлекательной мужественной внешности, показывает человека растерянного и очень мягкого: его герой много философствует, но, по сути, просто сотрясает словами воздух. Наверное, он и офицер не слишком хороший, раз его из Москвы сослали в глушь… И когда Маша признается сестрам: «Полюбила с его голосом, его словами, несчастьями, двумя девочками…», – я произношу это с такой интонацией, что понятно: полюбила со всей околесицей, которую он несет.

А Игорь очень заразительный. Его Вершинин жесткий – он верит в то, что говорит, это его убеждения. А еще у Игоря такая будоражащая мужская харизма – я чувствую, как он касается моего затылка, нюхает мои волосы, ему неспокойно со мной… И от этого сразу другие ощущения в роли, иные краски.

Ирина. "Три сестры"

Ирина. «Три сестры»

– Когда я прежде увидела Черневича в роли Соленого, подумала: где были глаза у Ирины? Почему она выбрала не его?..
– Соленый – единственный из всех мужчин пьесы, в ком есть стержень, мужское нутро, Ирину к нему тянет просто физически. Но он нездоровый человек, сумасшедший одиночка. Представить его в роли мужа, главы семьи невозможно. Поэтому Ирина сама обрывает эту связь, понимая, что она бесперспективна, и делает разумный выбор – выйти замуж за Тузенбаха, не по любви, а чтобы исполнить свой долг.

А для Маши любовь всегда на первом месте. Она и в Кулыгина когда-то влюбилась – он был ее учителем, ей показалось, что это так романтично. (Смеется.) У них до сих пор отношения учителя и нерадивой ученицы. Помните, как она говорит: «Выпью рюмочку винца!» А муж ей в ответ: «Ты ведешь себя на три с минусом», – воспитывает, воспитывает, ну как с таким жить?! Он добрый человек, но просто невыносимый зануда. В финале, когда Вершинин уходит, и Маша остается с Кулыгиным, я смотрю на него и играю кротость: «Ты же возьмешь меня обратно, правда? Я все равно твоя». А он, может, и придушить ее готов в этот момент, но все равно любит, как не любить такую душечку? И будут они по-прежнему жить вместе, хотя, не исключено, что у нее появится очередной Вершинин. Мне очень нравится играть этот флер ее характера, ее легкость, наивность, влюбчивость. Надеюсь, что и партнерам тоже интересно существовать с такой Машей.

– Лиза, а как вы считаете, что мешает сестрам осуществить свою мечту – вернуться в Москву, вырваться из опостылевшей реальности?
– Они давно стали местными, частью города, который им так ненавистен, эта среда их поглотила. Уже появились мещанские ухваточки, вспомните, как они встречают Вершинина – ах, вы из Москвы! Хвастаются ему рамочками, которые сделал Андрей. Они, конечно, не превратятся в Наташу, но совсем недалеки от нее. И этот роман, который придумывает себе Маша – для нее прекрасный, а со стороны, может, и пошленький. Оля, на которой висит дом, а потом повиснет и гимназия, и она останется старой девой до конца дней. Ира – по сути, будущая Оля. Они настолько полны этим городом, отчаянием и тоской, которые он в них вселил, что, мне кажется, даже если они все же переедут в Москву, прежними благородными барышнями им уже не быть. Они надеются, что жизнь тогда сразу поменяется к лучшему. Но это большое заблуждение – проблемы не только вокруг человека, они, прежде всего, в нем самом…

Варя. "Вишневый сад"

Варя. «Вишневый сад»

– У вас не возникает переклички с другой вашей чеховской ролью, в «Вишневом саде»? Варя тоже мечется, жаждет счастья, но не обретает его.
(Задумчиво.) Нет, они все же разные. Маша придумывает себе счастье – и в этом ее спасение, иначе она просто задохнется и умрет от скуки. Судьба Вари более трагична. Но она, как мне кажется, стоически принимает все беды, которые валятся ей на голову. И молча продолжает жить дальше. Ее спасение в вере, что немало.

– Изначально вы хотели сыграть в «Трех сестрах» Машу, а не Ирину, не так ли?
– Да, мне тогда казалось, что Маша – центр истории, ее главная героиня, что это единственная любовная линия пьесы, – абсолютно штамповые представления. Но сейчас, когда я сыграла обеих сестер, вижу сильные достоинства в каждой из ролей.

– Насколько внимательно Лев Абрамович относится к пожеланиям артистов сыграть ту или иную роль?
– Мне кажется, когда он не прислушивается к нашим желаниям, то лишь потому, что лучше нас знает, кому что стоит играть. И в этом он прав. Но совсем недавно у нас был случай, когда я намекнула ему, что если бы он спросил, что я хочу сыграть – Офелию в «Гамлете» Шекспира или Варвару в «Братьях и сестрах» Федора Абрамова – предпочла бы Варвару, актерски она мне гораздо интереснее. И очень благодарна, что он пошел мне навстречу. Хотя в «Гамлете» он меня тоже занял. Но недавно Карен Георгиевич Шахназаров предложил мне сняться у него в роли Анны Карениной, предстоит большая работа на полгода. Поэтому не знаю, получится ли у меня сыграть Офелию…

"Братья и сестры"

«Братья и сестры»

– В работе над «Братьями и сестрами» вам не мешало, что этот спектакль долгое время был чуть ли не визитной карточкой МДТ, что у него такое славное прошлое?
– Так это же хорошо! Нет, нисколько не мешало – ни прежде, ни сейчас. Мы с моими партнерами обожали спектакль наших предшественников, относились к нему с пиететом и уважением. Но так же нам дорога и наша работа. Чтобы пропитаться духом этого произведения, его атмосферой, судьбами его героев, специально ездили на родину Абрамова, в село Верколу Архангельской губернии. Это была фантастическая поездка, она сыграла огромную роль в судьбе нашего спектакля – мы там сроднились и подружились, познакомились с замечательными людьми. Бабушки нам пели, рассказывали, как пережили войну, как встречали Победу. Мы ездили на службу в монастырь, в бане по-черному парились, делали шанежки в печке, девочки ходили косить в поле настоящими косами, мальчики побывали на лесоповале – целая жизнь прошла за четыре дня. А потом, в лучших студийных традициях, наперебой делали этюды – все перепробовали, переиграли. До пяти утра показывали – такого у нас даже в институте не было. Сами упросили режиссера посмотреть все наши заготовки, он с удовольствием согласился. Это было счастье.

Мне вообще очень нравится молодая компания артистов, которая сформировалась в МДТ за последние годы. Все талантливые, харизматичные, неслучайные люди в театре, надежные.

– Насколько изменился спектакль с приходом новых исполнителей?
– Лев Абрамович все роли пересмотрел в зависимости от индивидуальности каждого артиста. При внешнем рисунке – порядке сцен, композиции, – он очень многое поменял внутренне. Поэтому история вроде прежняя, а смотрится по-другому, более внятно, как мне кажется, для сегодняшнего зрителя. И, самое интересное, она особенно нравится тем, кто не видел старый спектакль и не читал Абрамова – для них это подлинное открытие. Собственно, для того спектакль и продолжает жить – чтобы тема не ушла, чтобы она не стала незаметной страницей истории нашего несчастного народа, который столько пережил… Люди понимают, сопереживают и очень эмоционально подключаются к «Братьям и сестрам».

– Путешествие по писательским местам для МДТ привычная практика. Когда Лев Додин работал над «Жизнью и судьбой» В. Гроссмана, вы побывали в Норильске – помните, какие у вас были впечатления от знакомства с этим пространством?
– Это было в самом начале моего студенчества и психологически далось мне очень тяжело. До поступления я ничего не знала о ГУЛАГе. О том, что мой прадед по линии отца, священник, был репрессирован в 30-е годы, услышала гораздо позже. Бабушка, мамина мама, была коммунистка, до конца жизни сохраняла партбитлет и времена СССР вспоминала как счастливые. И вдруг в 16 лет на мою голову обрушились тонны страшной информации – Гроссман, Солженицын, Гинсбург. Потом начались поездки – не только в Норильск, мы также ездили в Освенцим и Бухенвальд. Для Льва Абрамовича несвобода, власть – это вообще темы жизни и творчества, они прослеживается во всех его спектаклях. Но для нас знакомство с этим миром было потрясением. Переварить такое оказалось непросто, не все с нашего курса дошли до конца обучения, у многих просто «слетали гайки»… Но такова особенность театра Додина – он безжалостно погружает артистов в среду, необходимую, на его взгляд, для понимания сути произведения, его темы и атмосферы. И после того, как я сама побывала во многих творческих экспедициях, думаю, что это правильно. В наших «Братьях и сестрах» многое не случилось бы, если бы не поездка в Верколу.

Женя. "Жизнь и судьба"

Женя. «Жизнь и судьба»

– А само ваше поступление к Додину – счастливая случайность? Вы ведь не знали, у кого хотели бы учиться?
– Понятия не имела. Думаю, оно и к лучшему: если бы я тогда знала, кто такой Додин, у меня, наверное, поджилки тряслись бы от священного трепета. (Смеется.) Просто все вокруг говорили, что Додин набирает курс раз в десять лет, это очень круто. Вот я и пошла поступать именно к нему, хотя, к стыду своему, ни одного его спектакля на тот момент не видела. Помню, как Лев Абрамович пришел на второй тур – приятный бородатый мужчина, совсем не грозный. Почему-то я была уверена, что поступлю. Хотя родители мне нисколько не помогали, сама готовилась, и на вступительных экзаменах меня помучили изрядно. Помню, зачем-то попросили на английском почитать «Войну и мир».

Я долго не могла признаться себе, что хочу стать актрисой. Пока не посмотрела два спектакля Юрия Бутусова, «Калигулу» и «В ожидании Годо», – с Константином Хабенским, Михаилом Трухиным, Михаилом Пореченковым, тогда еще совсем молодыми. Они меня настолько впечатлили, что поняла – хватит уже саму себя обманывать. Хотя всегда была театральным ребенком – тусила за кулисами, ездила с родителями на гастроли, ходила в театры. Но была ужасно застенчивой.

– Стихи в кругу семьи в детстве не читали?
– Что вы, никогда! Спеть или рассказать стихи на публику, как-то проявить себя напоказ – для меня это было что-то немыслимое. Хотя когда что-то читала, всегда внутренне это проигрывала, легко представляла себя героиней произведения. Самое сложное было – справиться с собственными комплексами, признаться самой себе, а не другим, что хочется стать актрисой. А в театральном вузе из тебя уже начинают лепить то, что надо, ты занимаешься профессией.

– Жесткость додинской педагогики вас не отталкивала?
– Напротив, я это приветствую. На сцене нужно быть гибким, податливым, расслабленным в хорошем смысле этого слова – все видеть, слышать и воспринимать, чувствовать партнера. Но жесткая дисциплина – только в плюс, без нее все разрушается. Во всяком случае, у нас в театре она одно из важнейших условий жизни. Вообще не люблю расхлябанность, ни в чем.

– А что недопустимо у вас в театре?
– Неуважительное отношение к профессии, в любом проявлении – будь то опоздание на репетицию или отсебятина на сцене.

Репетиция со Львом Додиным

Репетиция со Львом Додиным

– Вы много снимаетесь в кино, периодически играете в других театрах. Как Лев Абрамович относится к работе артистов на стороне?
По-разному. Например, мои съемки в «Анне Карениной» он принял с пониманием, такая роль дается не каждый день. А в юности, когда я репетировала в антрепризе Роксану, тоже роль из мирового репертуара, немножко его обманула – поставила перед фактом уже накануне премьеры. Конечно, с моей стороны это было не очень корректно, он был слегка обескуражен. Но в итоге мы сговорились, и я пять лет играла этот спектакль.

Понимаете, я бережно и с любовью отношусь к переживаниям Льва Абрамовича и стараюсь его не расстраивать. Конечно же, ему неприятно, что артист отвлекается от своей основной работы в театре, тратит себя на что-то другое. Поэтому когда у меня какие-то небольшие съемки, я даже не ставлю его в известность. Зачем лишний раз огорчать? У него и так полно поводов для расстройства, руководит большим театром. Главное, чтобы все параллельные творческие проекты были не в ущерб моей работе в МДТ.

– Уже полтора года вы играете Катерину Измайлову в спектакле МТЮЗа «Леди Макбет нашего уезда». Каким для вас оказался опыт совместной работы с Камой Гинкасом? Есть ли разница в режиссерских требованиях Гинкаса и Додина?
– Наверное, общее, что их объединяет, – тотальный разбор текста, углубленное погружение в тему. Но со Львом Абрамовичем мы прежде основательно изучаем контекст произведения: как оно связано с сегодняшним днем, с другими пьесами автора, на какие жизненные ситуации похоже, как в нас самих это отзывается. И потом от осознания всей этой огромной информации, от очень подробного бэкграунда, сцена вдруг выстраивается объемно и, как правило, небанально. А Каму Мироновича больше интересует ситуация здесь и сейчас. Он человек весьма активный и подвижный, нервный, за ним нужно быстро поспевать. Такой стиль работы тоже очень хорошо расшатывает актерский аппарат.

Катерина Измайлова. "Леди Макбет нашего уезда". МТЮЗ. Фото Елены Лапиной

Катерина Измайлова. «Леди Макбет нашего уезда». МТЮЗ. Фото Елены Лапиной

Когда мы репетировали «Леди Макбет», Гинкас говорил: вы должны играть так, как будто проживаете эту историю, а на самом деле рассказываете – была тут одна девчонка у нас на каторге, мы вам сейчас о ней поведаем. И эта страшная история должна звучать легко. Мне кажется, сейчас мы потихоньку приближаемся к тому, чего он от нас хотел. Поначалу я слишком много физических усилий затрачивала в своей роли, гораздо больше, чем требовалось, и казалось, что не доживу до финала. У меня нет ни одного спектакля в МДТ, где я два часа не уходила бы со сцены. А этот был просто на износ. Но постепенно я научилась равномерно распределять энергию. И убедилась, что качество моей жизни на сцене совершенно не зависит от количества физических усилий. Можно вести роль легко – и это будет еще сильнее воздействовать на публику, не подавляя ее чрезмерной энергетикой.

– Всю свою профессиональную жизнь вы работаете в МДТ, который славится как идеальный театр-дом. Что вам дает такой подход к работе?
– Может, система контрактов кому-то из актеров и режиссеров и удобна. Но для нас театр – не просто место работы. Это образ жизни. Дом и храм, который мы любим, как бы высокопарно это не звучало. Когда коллеги – больше, чем просто партнеры, это семья, с ними ты переживаешь все, что происходит вокруг. Наш театр живет как единый организм, мы постоянно туда стремимся, любим приходить, даже если у нас нет репетиций или спектаклей. Со стороны такое отношение, возможно, выглядит странно: люди постоянно говорят о театре, живут театром, дома учат роли, – не у всех в семьях это понимают. Нужно быть абсолютным романтиком, чтобы работать по 24 часа в сутки, играть во многих спектаклях, бесконечно репетировать и мотаться по гастролям. Наверное, это отчасти безумие, преклонение перед театром, перед Львом Додиным и профессией, которой мы занимаемся. Но другой жизни мы для себя не представляем.

– Не ощущаете нехватку комического репертуара?
– Ощущаю, но уже несколько лет подряд компенсирую это новогодними спектаклями для детей. Мы делаем их самостоятельно, одну сказку, «Новогодние приключения Маши и Вити», даже взяли в репертуар театра. Играю в ней Бабу Ягу – вот там я отрываюсь. (Смеется.)

– Несколько лет назад на фестивале современной драматургии «Любимовка» вы читали пьесу Павла Пряжко. Хотелось бы попробовать себя в чем-нибудь авангардном, экспериментальном?
– Ту пьесу меня пригласил почитать мой однокурсник режиссер Дмитрий Волкострелов, это был любопытный опыт. Но, если честно, я не почувствовала в ней для себя больших возможностей как для актрисы, мне кажется, они там ограничены.

С Павлом Чинаревым. Читка пьесы Павла Пряжко на фестивале "Любимовка". Фото Елены Коноваловой

С Павлом Чинаревым. Читка пьесы Павла Пряжко на фестивале «Любимовка». Фото Елены Коноваловой

А с кем из режиссеров мечтаю поработать, так это с Константином Богомоловым, я просто в восторге от его спектаклей. Особенно от «Братьев Карамазовых» – это шедевр. Ничего случайного, все абсолютно оправдано, чувствуется глубокий разбор текста, в нем нет противоречия с автором, и сама история получилась современной. Я была бы очень рада, если бы Лев Абрамович решился пригласить Богомолова на постановку в наш театр. Мне кажется, для нас это был бы интересный опыт.

Фото из архива МДТ и из личного архива Елизаветы Боярской.

Обсуждение

*

Можно использовать следующие HTML-теги и атрибуты: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>


Похожие записи